Времена грёз (СИ) - Альсури Мелисса
— Учитель, я хотела бы поговорить.
Остановившись в паре шагов от Ньярла, я со всей серьезностью взглянула на него, собираясь с духом. Брат, стоявший рядом, тут же напрягся, нутром чуя надвигающуюся грозу.
— Да, Аван, я слушаю тебя.
— Я… Вы приложили много сил обучая нас и воспитывая как собственных детей. Вы для нас и целой страны поддержка и опора. Я безумно благодарна вам за это, но… мне пришло время уйти, я хочу попробовать выстроить собственную жизнь.
В зале повисло молчание, прерываемое лишь трепетом пламени. Каин в нерешительности открыл рот, но не смог ничего выдавить, переведя взгляд на Ньярла. Учитель, не изменившись в лице, смотрел на меня спокойно, чуть сочувствующе, словно на нерадивого дитя, поломавшее игрушку.
— И как же ты собираешься жить?
— Как подсказывает сердце. Я полюбила очень хорошего человека и хочу быть с ним, построить семью…
— Ты предаешь нас, сестра?
— Нет, Каин, я просто хочу попробовать жить иначе. Ты сам знаешь, мне никогда не была близка месть, я устала ей жить и не могу больше идти за этой целью.
Брат сжал губы, чуть опустив голову. Он знал, о чем я говорю, все эти годы он видел, насколько мне сложно, и он обязан меня поддержать, я верю в то, что он станет хорошим преемником Ньярла.
— Я уничтожу любого твоего ухажера Аван, ты не можешь так просто отказаться от мести, когда на кону стоит столько погубленных жизней.
Слова Ньярла каменной плитой легли мне на плечи, словно пригвоздив к месту. Испуганно взглянув на него, я заметила, что от прежнего спокойствия учителя не осталось и следа, он был зол и смотрел на меня так, как умеет только он. Будто клинок ледяной мести давно застрял в его сердце.
— Но учитель…
— Любого, Аван, я не для того тебя спасал, чтобы видеть, как ты наступаешь на те же грабли, что и твоя мать.
— Я не просила меня спасать.
Обида хлестнула по нервам похуже кнута, затопила все мое сознание и едва не перелилась через край. Сделав еще шаг вперед, я стиснула руки в кулаки, чувствуя, что отстоять свою свободу будет не просто.
— Я не просила меня спасать, я не просила учить меня, тащить через все эти испытания, давать демона и запирать в четырех стенах Храма. Я никогда не хотела жить так и не собираюсь расплачиваться за ошибки матери.
— Ты погубишь себя, Аван, и я не намерен наблюдать это.
— Ну так забудь обо мне, дай мне уехать, начать жить с чистого листа и не чувствовать на себе обязанность мстить за кого-то.
— Нет, потому что ты все еще моя правнучка, и ты нужна здесь. Забудь о своей сумасшедшей идее, я не допущу твоего замужества с кем бы то не было.
Решив оставить последнее слово за собой, Ньярл развернулся, желая уйти.
— А я уже замужем.
Спина учителя стала неестественно прямой, и без того напряженный голос глухим эхом коснулся моих ушей.
— Что ты сказала?
— Мы обвенчались в церкви. Вчера. С тех пор твоя власть над моей судьбой закончилась.
— Ни один жрец не обвенчал бы тебя без моего разрешения.
— Но один нашелся.
Повернувшись ко мне, Ньярл с прищуром посмотрел на меня.
— И кто же это?
— Элей, он единственный оказался достаточно храбр, чтобы помочь мне.
Мысленно я взмолилась к всем богам, которых только знаю, надеясь, что гнев учителя обойдет бедного жреца стороной. В конце концов, Элеос достаточно долго служил Ньярлу, чтобы хоть раз в жизни позволить себе такую вольность.
— Пес пошел против хозяина, надо же.
— Я надеюсь, что ты все же поймешь меня.
— Нет, я не хочу это понимать и не собираюсь поддерживать твои безумные стремления, Аван. Ты нужна здесь, ты здесь родилась и прожила всю жизнь, мы твоя семья, а не какой-то сопляк, затащивший тебя в постель.
— А он меня поддержал и понял. Этот «сопляк» сделал для меня больше, чем ты за все это время Ньярл, потому что он слушает меня и знает, что для меня важно. Он готов разделить стремления и построить со мной настоящую семью, а не то жалкое подобие, что я вижу здесь!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Аван!
— Не нужна мне эта гребаная месть, Ньярл, никогда не была нужна, ни разу! Мне нужен был настоящий отец, такой, каким ты не был ни для кого из нас. Любящий и заботливый, знающий, чего я хочу и поддерживающий меня, а не чертов учитель, у которого не сердце, а сраный ледяной осколок! Я не собираюсь и дальше притворяться, что все хорошо, я люблю своего мужа и стану своим детям лучшей матерью, потому в моей памяти навсегда останется пример как делать нельзя.
Рукавом убрав выступившую в уголках глаз влагу, я последний раз посмотрела на учителя. В неверном свете свечей стало неожиданно сложно увидеть его лицо, но даже так я заметила насколько сильно он побледнел. Не пытаясь меня остановить, он молчаливым каменным изваянием остался стоять возле алтаря, проводив меня взглядом, поблескивающих в темноте глаз.
Подавляя в себе чувство стыда за столь жестокие слова, я запретила себе думать о том, что так блестеть могли лишь слезы.
Я так и не извинилась за тот разговор. Гордость мешала признать, что я перегнула палку, наверняка можно же было иначе все решить, познакомить его с Эребом, объясниться, сразу предложить свою роль учителя для подрастающего поколения, как я это сделала позже. Я продолжила работу в Храме намного позже, когда появилась Гемера, но даже тогда так и не смогла понять, как сильно ранила Ньярла. Не хотела видеть перемены в его поведении и тревогу Каина, что остался с ним. При привычном внешнем спокойствии учитель словно угасал, отдалялся от остальных и все реже появлялся на службах, полностью передав работу в Храме помощникам. Люди все еще считали его самым сильным, мудрым и могущественным защитником, и никто не замечал, что ему самому давно нужна помощь и защита, для многих он был лишь легендарным артефактом, новым богом, на которого можно молиться и не дыша обходить стороной. Своим детям я так же не решилась рассказать о родственных узах, невольно отдалив их от собственного прадеда.
Впереди показались ворота деревни. Пара стражей без препятствий и вопросов впустили нас за ограждение, и по проторенной самой объезженной дороге в селе я добралась до знакомого двухэтажного дома, выкрашенного в цвет стволов сосен за ним.
— И здесь мне придется жить? После нашего дома в Кадате этот выглядит сараем.
— С отцом в камере было бы лучше?
Мом ненавидяще посмотрел на меня, но рот закрыл. Воспользовавшись моментом, я вышла из машины, проводив взглядом еще один экипаж, свернувший на соседнюю улицу. Видимо, именно там наши спутники выкупили себе дом.
Из калитки ведьминого двора показалась рыжая вихрастая голова Васьки. Увидев меня, мужчина широко улыбнулся и тут же поймал в свои медвежьи объятья. За время моего отсутствия он, кажется, стал еще крепче, чем был, постоянно работая во дворе.
— Внучка! Сколько лет, сколько зим!
— Ой, дедуль…
— Гета! Ты посмотри, как она вымахала, восстановилась хоть после войны, а то ни жива, ни мертва была.
— Я не одна, дед Вась, я с гостинцем.
— И гостинец посмотрим, и на тебя поглядим, ты ж мой воробей стреляный, совсем к нам приезжать перестала.
— Не до того было.
— Да, Гета говорила, что вы крыс из столицы гоните.
Отпустив меня наконец, Васька, не церемонясь, заглянул в машину и, ловко поймав Мома за шиворот, вытащил его на улицу, приподняв над землей.
— Про тебя мне тоже Гета говорила, ишь разбаловался. Я думал ты покрепче будешь, а тут такой ужонок.
— Не смей ко мне прикасаться!
— Да тише ты, кричишь, будто я есть тебя собрался.
Видя недовольство Мома, я осторожно прикоснулась к руке Васи, обращая на себя внимание.