Сволочь и Фенечка - Анна Григорьевна Владимирова
Выйдя в коридор, я набрал Инну. Начальница долго не брала трубку, нервируя сильнее обычного.
– Сергей? – недовольное. – Где тебя черти носят?
– Инна Валерьевна, доброе утро. Мне нужен отгул.
– Что с тобой?
– По личному, Инна.
– И что у тебя на личном происходит?
– Вот как раз нужно разобраться…
– Нет.
– Инна, – понизил я голос до угрожающего, – с чего вдруг нет?
– Где отчеты по делу, Сволчев? Ни вчера не было, ни сегодня не светят, да? Ты думаешь, я из воздуха должна доклад достать?
Я напряженно вздохнул.
– Дерьмово ты работу над ошибками делаешь, – процедил.
– О, как мы заговорили, – протянула она томно. – Мне нравится, когда ты злой.
– Зря ты меня злишь. Мне нужен сегодня выходной. Я имею на него право.
– Нет, если в разработке дело.
– У нас постоянно в разработке дело. Я не железный, Инна.
– Тогда у меня будет условие. Ты мне расскажешь завтра о том, что у тебя происходит.
– Нет.
– Ну что поделать? Тогда никакого отгула. Не приедешь через час, уволю!
И она бросила трубку. Вот же сука! Я вперил в стенку взгляд, сцепив зубы.
Сломать всё – дело нехитрое. Хотя ну очень хотелось. Только мне и правда нужно обеспечивать Феню. Если я останусь без работы, а Инна постарается, чтобы меня никуда не взяли, будет туго. Еще и Перец этот.…
Мне нельзя сейчас терять работу.
Когда я вернулся в кабинет, Роман уже закончил перевязку плеча и что-то втирал Фенечке с сочувственным выражением.
– …. Я поняла, – кивала она машинально, натянуто улыбаясь. – Да, позвоню заранее. Спасибо, Роман Павлович.
– Я провожу вас, – глянул на меня Роман.
– Фень? – позвал я подругу, когда мы вышли на улицу. – Прости, я…
– За что? – непонимающе глянула она на меня. – Ты же не виноват, что всё бесполезно.
– Зачем тогда мы слушали ободряющие речи твоего доктора?
– Роман хочет поддержать, – пожала она плечами. – И он прав. А еще он – не мой доктор. Он не реабилитолог. Мы просто коллеги. Работали вместе в госпитале. Мне стоило тебе сказать раньше.
– В чем он прав?
– В том, что даже для того, чтобы обслуживать себя, мне нужно начинать шевелить руками. Он не обещает, что я буду оперировать. Просто дает возможность воспользоваться предложением центра реабилитации.
Мы постояли немного на ступеньках. Я ждал, пока Феня наберется сил сделать шаг в жизнь без надежд и иллюзий. И машинально подставил ладонь под ее плечо на всякий случай. Она вздохнула.
– Так этот Роман… тот самый, о котором ты мне говорила?
– Да глупо, Серег. Я просто наплела тебе, чтобы ты не подумал совсем усадить меня к себе на шею. Типа, у меня кто-то есть. Прости.
Я же отвел взгляд в сторону. Фенька совсем не видит, что у этого Романа ручки подрагивали, когда он суетился над ней? И она также не замечает, что и, кхм, у меня тоже далеко не ровное дыхание в ее присутствии? Она патологически не замечает к себе интереса мужиков.
– Тебе стоило объяснить раньше – я его чуть не покусал, – смущенно заметил я, открывая ей двери машины.
Феня улыбнулась:
– Я заметила.
Ага, значит, это она заметила. Ладно.
– Так какой там график посещения реабилитации?
– Он обещал сегодня выяснить.
Шустрый какой. И заняться ему нечем прям!
– Ладно.
– А тебя уже по работе дергают? Опаздываешь? – спохватилась Феня, когда мы выехали.
– Нормально всё, – помрачнел я.
– Слушай, тут до моей квартиры недалеко. Завези меня туда, я вещи соберу к вечеру.
Я глянул на Феню настороженно.
– Что значит «соберу»?
– Ну хотя бы пойму, что брать. Подготовлю…
Я наградил ее пристальным взглядом, пока мы остановились на светофоре.
– Сволочь, никуда я не денусь, – возмутилась Феня. – Как я могу тебя кинуть с крысами?
– Только руками чур не таскать ничего, – нехотя согласился я.
– Конечно, нет, – вздохнула тяжело она.
– Ну тогда завезу. А вечером заберу.
– Само собой.
***
На самом деле мне не вещи приспичило собрать, а я набралась смелости взглянуть на остатки своей прежней жизни, когда еще могла что-то выбирать. Сергей довел меня до квартиры, помог открыть замок и оставил меня одну. Я осмотрелась в коридоре, не сразу решаясь пошевелиться.
Всё тут осталось так, как последним вечером перед отъездом. Кажется, сто лет прошло. Тесный коридор не скрывал вид на кухню, а в особенности – на лакированный бок холодильника, облепленный стикерами и магнитами. Отсюда же было видно раскладной диван в единственной комнате.
Я вздохнула и прошла на кухню. Но если раньше меня бы отвлекла рутинная возня с чаем и чашкой, то теперь я не могла этим воспользоваться. Пришлось погрузиться в отчаяние с головой.
Пока рядом был Сволочь и окружала его новая безликая квартира, в которой не поселилось еще ни одной надежды или дорогого воспоминания, было спокойней. Хотя, почему же не поселилось? Я надолго запомню, как пришлось стоять голышом в ванной и упираться локтями в кафель, пока он меня намыливал. И как Рори спер вилку утром…
Я улыбнулась, и тяжесть навалившихся минут немного ослабла.
Подумалось о Романе и сегодняшней встрече. Здесь, совсем в другом, далеком от войны, мире, все кажется не таким. Там мне казалось, что Роман обо мне просто заботится и переживает по-человечески. Здесь же сложно поверить, что он вообще нашел для меня время. А, может, я ему и правда нравилась? Никогда не умела в этом разбираться. Я привыкла, что тот же Сволочь заботится обо мне с детства, но он вроде бы и не претендовал никогда на моего парня.
Мы же оборотень и ведьма так-то.
А Роман очень поддерживал меня в госпитале, обращался деликатно, понимающе – не каждый хирург на нервах посреди боевых действий на это способен. Это восхищало. Да, наверное, мне бы хотелось, чтобы он мной заинтересовался. Но теперь я инвалид. И повисла грузом на плечах Сволочи.
Тяжесть вернулась.
Я машинально открыла локтем холодильник, посмотрела в его нутро. Пустота. Грустно? Не совсем. Свято место пусто не бывает. По крайней мере, он, холодильник, не страдал от неопределенности. В нем было абсолютно шаром покати. Никакое замшелое яблоко в нем не металось между тем и этим светом. Так что, даже будучи обнуленным, ты никогда еще не был таким определившимся.
Чистый лист. Всё с нуля.
Когда у меня были руки, я металась между решениями, куда бы их лучше всего применить. И, что уж там, в военном госпитале мне было легче, чем здесь. Я устала от столичной больничной атмосферы, необходимости перед кем-то прогибаться, лебезить, лезть на глаза,
