Отданная вампиру - Лея Болейн
— Не больно?
Больно… самую малость. Немного щиплет, но — Шойх, какой же стыд! — снова хочется почувствовать его в себе. В последний раз. Разумеется, в последний. Больше я никогда сюда не вернусь. Надо возвращаться в свой мир и платить по долгам.
Или лучше всё-таки в овраг?..
— Балда.
— Не подслушивай мои мысли! — возмущаюсь я, и тут же охаю, чувствуя, как медленно, с усилием, Вандер проталкивается в меня сверху. Замирает, уткнувшись губами в плечо, пока я судорожно втягиваю ртом воздух. Чуть-чуть выходит — и толкается, постепенно наращивая темп, с каждым разом находя всё новые и новые чувствительные точки — или их становится больше? Сначала я инстинктивно сжимаюсь, но потом заставляю себя расслабиться, потому что так получается глубже.
В последний раз…
Пальцы Вандера умудряются проскользнуть под моё тело, ложатся на чувствительный бугорок, соединяющий половые губки, и начинают кружить вокруг, надавливая то слабее, то сильнее, и я не могу сдержать шумных выдохов. И чувствую дыхание Вандера на щеке, такое же рваное.
Проклянет отец? Весь хутор? Весь мир?
Пусть!
Моё тело резонирует в ритме пульсации его горячего твёрдого члена внутри, и я понимаю, что дальше произойдёт. Нельзя…
— Ван-д-дер… Ван-дер! Вандер!
— Чт-то? — шепчет он мне на ухо, одновременно облизывая ухо и кожу шеи под ним.
«Вытащи», –должна я сказать, должна непременно, но вместо этого то ли говорю, то ли выкрикиваю совсем иное:
— Укуси меня.
Он замирает на миг, а потом выходит из меня, вызывая разочарованный стон — до разрядки мне не хватило совсем чуть-чуть. Переворачивает на спину, заглядывает в глаза — и лицо у него шальное, очарованный взгляд чёрных глаз вызывает сладкую оторопь. Я сама раздвигаю ноги под ним — и он входит снова, гораздо легче, толкается с силой, покрывая поцелуями шею, а потом — опять кусает. И одновременно я чувствую горячую струю его семени у себя внутри, сдавливаю его бёдра коленями и, кажется, кричу.
Или реву.
Неважно.
* * *
— Не плачь.
— Я и не плачу.
— Но очень хочешь.
— Да, — неожиданно для самой себя сказала я. — Только слёз отчего-то нет.
— Почему?
— Ты же читал мои мысли.
— Я их не очень хорошо понял.
Кровать у Вандера была роскошная, но мы перебрались в кресло. На себя он накинул бордовый бархатный халат, а меня усадил на колени и прижал к себе, перебирая пальцами мои распущенные волосы. У него великолепное тело — сильное, поджарое, гладкое, будто ожившая мраморная статуя великой древности.
— Расскажи о себе, — попросила я. Сквозь тяжёлые портьеры не проникало ни лучика света, но я нутром чувствовала близость нового дня.
Нового ужасного дня.
— Что рассказать?
— Что угодно. Я же ничего о тебе не знаю.
— Ты знаешь, как меня зовут.
— Этого… недостаточно. Кто ты? Ты же не человек, верно?
— Я был человеком.
— Давно?
— Не так что бы очень.
— Почему ты не можешь выйти отсюда?
— Могу, но лучше этого не делать.
Поддерживать разговор о себе Вандер явно не собирался.
— Чего ты так боишься?
— Я… — как будто он сам не понимает! — Мне надо возвращаться.
— Конечно, надо.
И от этого безапелляционно сказанного слова мне стало физически холодно. А он добивал, но из-за того, что он был кругом прав, становилось ещё более тошно:
— Здесь для тебя не место. Не место для живой девочки. Твоя жизнь там, за пределами этого леса и этого дома, Лария. Среди людей.
— Какая это будет теперь жизнь…
— Не преувеличивай. Ты молода, красива… ты прекрасна. Везде. Ты найдёшь человека, который тебя полюбит и сделает счастливой.
— У нас… — я споткнулась, а потом подумала — может быть, он действительно не знает, не понимает. — У нас девушка, которая была с мужчиной до свадьбы, считается… считается грязной. Муж может выгнать её из дому.
Чёрные брови хозяина чуть-чуть изогнулись.
— Какая глупость. На вашем хуторе всё ещё такие отсталые древние порядки? Но что тебя там держит? Уезжай в город.
— В город, — я хмыкнула. — Да, там было бы проще… в городах к добрачным отношениям относятся куда проще. Да только в город меня не пустят, разве что на ярмарку или большой праздник, но не жить и не работать. Нет соответствующих документов. Последнее время с перемещениями и переездами стало строго. Право жить и работать в городе на законных основаниях можно получить только если закончить учебное заведение, выйти замуж за горожанина, купить дом… или что-нибудь в таком духе. У меня ничего этого нет. Есть отец, который выпорет меня за ослушание… есть жених, который спал с другой женщиной. Возможно, мне придётся всё же выйти за него замуж, чтобы не было слишком громкого скандала, — про себя я думаю, что это вариант. Ухудшать отношения с Аяксом попросту некуда, для чего вовлекать какого-то постороннего мужчину, делать его несчастным из-за опозоренной жены. А Аякса мне не жалко.
— Так ты пришла ко мне только из-за мести?
Я честно обдумала этот простой вопрос. И ответила тоже честно, хотя эта правда мне и не нравилась.
— Не только.
— Вот как? А почему ещё?
— Захотела, — шепнула я ему в шею.
— Чего?
Нет, он однозначно решил меня добить своими неуместными вопросами!
— Тебя. А ты…
Вандер чуть-чуть приподнял меня, чтобы заглянуть в лицо — он всегда так делает перед тем, как поцеловать, возможно, чтобы убедиться в моём согласии. И это так… подкупает.
Мне почти что не в чем его обвинять.
Целоваться с ним было вкусно. Непроизвольно я стала ёрзать на его колене, пытаясь потереться бедром, прижаться покрепче.
— Зачем ты это сделал? Зачем ты… — нет, я не могу сказать этого вслух, слишком стыдно. — А если я…
Но он понял.
— Не бойся. У меня не может быть детей. Я человек — но не настолько.
— Что с тобой произошло? — он молчал, а я продолжала задавать свои глупые вопросы. — Как у тебя получается так легко прокусывать кожу? Почему так быстро затягиваются ранки?
Вместо ответа он взял мой палец и положил себе в рот, прижимая к зубу — и я почувствовала, как зуб удлиняется, вытягивается в