Тайны Пантеона - Марина Суржевская
Возможно, и Зою, и Ирму уже отправили в Пески.
Возможно, уже сегодня инквизиторы придут в этот дом, чтобы надеть на мои руки железные браслеты.
Я содрогнулся, вспоминая ощущение стылой тяжести на своих запястьях. Вспоминая цепь, что тянулась от лодыжки к кольцу в стене. После Нью-Касла я был прикован почти год, и звон металлических звеньев до сих пор звучит в ушах, вызывая судорогу и лишая дыхания. Ощущать себя зверем на цепи – ужасное чувство.
Что если Клавдия обманет и сдаст инквизиторам постояльца, который задает пугающие вопросы?
Но ответа не было и оставалось лишь ждать. Я хотел молиться, но слова, привычные с детства, больше не утешали меня. Напротив. Казалось кощунством произносить их. Не после всей моей лжи. Не после всего, что случилось. Не в чужой одежде и с чужим лицом.
Я единственный наследник не только своей родной семьи, но и наставника, ставшего приемным отцом, но мои счета остались в банках, а попытка воспользоваться деньгами приведет ко мне инквизиторов. Чтобы выжить и спасти друзей, мне пришлось научиться не только врать, но и воровать.
«Человека, покусившегося на чужое добро, ждет демон со звериным оскалом и огненными плетьми, отсекающими руки… Каждое утро в жестоких муках они отрастают снова, и каждый закат демон отрубает их вору…»
Я помню, как украл впервые. Перед тем, как решиться, я голодал несколько дней. Но разве это может служить оправданием?
Тот городок был совсем маленький: несколько улиц, центральная площадь со статуей святого покровителя, за ней – рынок, где продавали овощи, молоко, яйца и рыбу из местной реки. За рынком в тени вечнозелёных кустарников – живописная улочка и таверна «Сытый путник». Из приоткрытой двери одуряюще пало свежеиспеченным хлебом и картофельным супом.
Некоторое время я стоял на пороге, споря с собственной совестью. На деревянных перилах таверны белело птичье перо, и я поднял его, повертел в пальцах, не в силах сделать шаг в манящее тепло харчевни. Потом решил, что скажу правду – о том, что у меня нет денег. Попрошу обед в долг или за какую-нибудь работу…
Каково же было мое удивление, когда хозяин таверны не только накормил меня сытным обедом, но еще и вручил мятые купюры, умоляя их взять…
Из «Сытого путника» я уходил с полным желудком и набитыми карманами. И с гудящей головой. Я не обманывался насчёт доброты трактирщика… Я знал ей цену.
Отбросив воспоминания, я решил прогуляться.
В северной столице империи было гораздо теплее, чем в горах или на окраинах. По улицам и проспектам гуляли улыбающиеся, красиво одетые люди. Девушки и даже некоторые мужчины принарядились в яркие пальто – бордовые, темно-синие, желтые… От цветных тканей, неоновой иллюминации и светящихся окон город казался праздничным. Чем ближе к центру – тем больше ярких витрин и вывесок, больше фонарей-цветов и роскошных «ferrum mostro» на брусчатке.
Но я свернул с центральных улиц и отравился на окраину, туда, где находился Благой Дом. Суровое здание из черного камня возвышалось в стороне от других построек. Ко входу вели железные ворота – запертые. На стенах и окнах блестели решетки.
Опустив голову и пряча подбородок в шарфе, а руки – в карманах, я прошел мимо и уловил цепкий взгляд стража при входе.
Остановившись у стены, опоясывающей здание, я вытащил из кармана плоскую железную коробочку. Она была в украденной куртке, вместе с мелкими купюрами. Еще один грех…
Выбил тонкую коричневую трубочку, чиркнул дешевой зажигалкой. Втянул в рот пряный дым. Стражник у ворот отвернулся, потеряв ко мне интерес. Глотая горький дым, я еще раз осмотрел здание и решетки на окнах.
Дым защекотал язык и нёбо, я едва сдержал кашель. Отвернувшись и снова опустив лицо в шарф, неторопливо двинулся к дороге.
Если друзья и правда здесь, то придется постараться, чтобы их вытащить.
Я не заметил, как докурил сигарету. И постарался не думать о том, что она успокаивает лучше, чем обращение к привычным молитвам…
Клавдия сказала, что поговорит с братом лишь вечером, так что у меня в запасе было еще несколько часов. Не в силах оставаться на месте, я все-таки отправился в центр города.
Императорский дворец на набережной оказался тяжелым монументальным зданием с арками и колоннами. Но меня сейчас мало волновали архитектурные красоты, даже такие выдающиеся. Обойдя площадь, я перешел ажурный железный мост. За ним шумела наряженная толпа, и я еще ниже опустил голову, не желая встречаться с кем-либо взглядом.
Внутри было темно. Горький дым все еще обжигал язык и першил в гортани. Мне казалось, что я весь состою из этой дымной горечи. Она стекает по нёбу, впитывается в кожу и вены. Желание освободить Ирму, Зою и других деструктов жгло изнутри. Но я не мог задаваться вопросом: на что я готов пойти ради этого. Чего это будет стоить. И что, если мое желание приведет к новым жертвам?
Спасение своих близких я поставил выше закона, ради этого я вру, скрываюсь, ворую… Использую доверчивость людей, которые помогают мне. Очередная сделка с совестью…
Но стоило вспомнить решетки на окнах Благого Дома, стоило подумать, каково там, за стеной… внутри снова разворачивалась бездна. И воспоминания отравляли душу. У моей памяти вкус железа – холодного и жёсткого на руках, багрового и горячего во рту. Вкус цепей и крови. Вкус беспомощности. Вкус отчаяния.
Нет, я не допущу, чтобы их отправили в Пески. Ирма и Зоя и без того слишком много страдали – по моей вине. Они не заслужили свою судьбу. Никто не заслужил.
Розовое под ногами смялось, и я остановился, удивленный. Задумавшись, я не смотрел по сторонам. И сейчас понял, что стою на аллее, вокруг смеются люди, а с деревьев… с деревьев облетают розовые лепестки.
«У дворцового моста зацвели снежные сакуры…»
Теперь я знал, что снежные они не потому, что белые. А потому что цветут, когда у подножия деревьев еще сохранился тонкий снежный наст. Розовый вихрь кружил в воздухе, осыпаясь на плечи и головы смеющихся людей. Розовое…
… Раскрытая дверь – словно рама холста, свет обливает золотом тонкую фигуру. Летят по воздуху розовые пряди и тяжелые турмалиновые серьги звенят, когда она входит в
