Спасти Персефону (СИ) - Мария Самтенко
Так что Гермесу не нужно было даже кивать.
Но он все равно кивнул.
Пока он решался, прошло, наверное, полминуты, и все это время Аид смотрел не на Гермеса — на Персефону, и царица никак не могла разобрать, что плещется в его глазах.
Как только Гермес опустил подбородок, Аид вдруг схватил его за плечо и резко поставил на ноги:
— Убирайся к своим хозяевам!
— Сожрал, да? Сожрал? — растерянно повторила Персефона, не понимая, почему снова щиплет глаза, и что могло застрять в горле.
Гермес не спешил убираться — он с каким-то суеверным ужасом смотрел на царицу и бормотал, все бормотал, что они и про Минту знают, и терпят ее лишь для того, чтобы Персефона не заподозрила неладное, и про попытки найти Аида все тоже в курсе, правда, не знают, что он таки нашелся, и что ему жаль, очень жаль, и что он совсем не хотел в это вмешиваться, и рад бы сказать, кто в этом замешан, но…
— Беги, идиот! Беги!! — крикнул Аид, загораживая собой незадачливого Психопомпа.
Бывший царь стоял в напряженной позе, сложив руки на груди, и Персефона волей-неволей задержала на нем взгляд: скользнула глазами по его собранным в косу волосам, заблудилась взглядом в незнакомых рунах, вышитых на узких рукавах его куртки.
— Тише, — негромко сказал Аид. — Кора.
В обычное время царица точно не позволила бы ему так себя называть. Это имя предназначалось только для матери и сестры.
Но сейчас ей было не до того.
— Значит, Арес и Гекату сожрал, — растерянно сказала царица. — Вошел во вкус, с-скотина.
Из глаз царя ушло напряжение, но он по-прежнему не рисковал улыбаться. Чувствовал, видимо, что-то такое, что не могла ощутить она.
Правильно чувствовал.
— Ты уверена, что это Арес?
— Уверена, кто же еще? Он ведь и дочку мою сожрал, Макарию.
Аид, кажется, ничего не понимал.
Персефона принялась объяснять подземному царю, какая у нее замечательная была дочка, пока Арес не проглотил ее, но в какой-то момент поняла, что кричит, и что вокруг, повинуясь каждому взмаху ее рук, вырастают корявые кусты с острыми шипами.
Вырастают — и тут же превращаются в прах.
И что из стен лезут колючие ветки, а сквозь потолок и пол пробираются корни. И щели становятся шире, и корни все толще, и вот уже по проторенным дорожкам бегут тысячи муравьев и термитов, и из-за крошечных хитиновых тел уже не видно гранитных плит.
Миг — и муравьи погибают в быстро растущей траве, и вместе с травой обращаются в прах. А гранит уже ломает острый бамбук — он прорастает в малейшей трещинке.
Кажется, Персефона кричит. Что-то о дочери, да, и о крайне неудачных отцах.
И вот дворец уже начинает шататься под натиском мощных корней, и стонут позеленевшие, поросшие травой стены, и хрипло кричат мертвые птицы, а тени, слуги, судьи, чудовища — все бегут прочь.
Только Аид не бежит, он смотрит на Персефону и цедит ругательства. И пусть в трех шагах уже не видно ни коридора, ни гранита, только зелено-коричневую шевелящуюся стену, вокруг экс- Владыки — мертвая зона.
Вокруг Персефоны тоже: беснующиеся растения не могут причинить вред своей госпоже.
А в двух шагах, почти касаясь колючей стены, застыл бледный Гермес.
Психопомп стоял, не поднимая глаз, и Персефона сначала его не заметила. Но когда изъеденный корнями пол пошатнулся, и где-то совсем рядом раздался оглушительный трубный звук, Гермес вскинул голову, испуганно озираясь, и встретился взглядом с царицей.
В тот миг она помнила только то, что ее дочь сожрали, подругу сожрали, и в этот самый момент, наверно, глотают сестру, и хотела лишь одного — чтобы как-нибудь оказалось, что этого не было.
Чтобы этого не было.
Чтобы не было ничего.
И так легко оказалось мобилизовать непонятно откуда взявшиеся силы, направить их на жалко съежившегося Психопомпа…
Только Аид оказался быстрее. Он швырнул Гермесу хтоний и крикнул:
— Вернешь!..
Психопомп сбросил оцепенение, поймал шлем и мгновенно исчез.
Но то, что царица успела направить, уже нашло новую цель — наглую, темноглазую, улыбающуюся. Нахально застывшую на линии огня.
Персефона не успела отвести удар, Аид не успел защититься.
Царица не знала, что он почувствовал; она лишь увидела зеленую молнию, сплетенную из жизни и смерти — и как распахнулись его глаза, когда молния прожгла ему бок, оставив истекающую чем-то зеленым дыру размером с кулак.
— Аид!..
Он улыбнулся, и Персефона с облегчением закрыла глаза — всего на миг! — а в следующую секунду силы оставили ее, и ужасно захотелось спать.
Подземный царь все еще стоял на ногах, закрывая рукой рану в боку. До него было каких-то три шага, но Персефона преодолевала их едва ли не целую вечность. Ноги были ватными, ее шатало не меньше, чем раненого царя, перед глазами полоскалась какая-то мутная пелена.
И с каждым ее шагом вокруг оставалось все меньше зеленого — трава, победившая схватку с гранитом, сама превращалась в прах.
— Прости, — пробормотала царица, облизав пересохшие губы.
Аид нашел в себе силы дернуть головой (до этого он отстраненно рассматривал раненый бок) и снова растянул губы в улыбке:
— Бывает.
До этого улыбка была нормальной: кривой, болезненной, но искренней. А теперь в ней проскользнуло что-то зловещее. Персефона долго разглядывала побелевшее лицо экс-царя, пока не сообразила, в чем дело.
У Аида позеленели зрачки.
В его глазах до сих пор боролись неистребимая бездна Тартара и ненасытный зеленый ад, поэтому Персефона не смогла придумать ничего лучше, чем, наплевав на усталость, прижаться к нему, заставить обхватить ее плечо и потащить его к выходу.
Подземный царь едва перебирал ногами и поминутно останавливался, чтобы выдернуть из раны пучки травы. В такие моменты он начинал грязно ругаться по-скифски, и Персефона нервно гладила его по голове, с ужасом отмечая, что русые волосы постепенно приобретают какой-то зеленоватый оттенок.
Она впервые не знала, что делать с собственной силой.
Из дворца они все-таки вышли, и бывший царь тут же шлепнулся в траву, пробормотав, что хочет «чуть-чуть полежать».
Персефона не стала возражать. Она и без того ощущала себя едва живой от усталости. Может, она и вовсе упала бы щекой в цветущие асфодели и забылась тяжелым сном, если бы не истекающий кровью (травой?) Аид.
Хотя ему, кажется, стало немного легче — Тартар, видимо, победил, и бушующая зелень оставила бездну его зрачков.
Царица решила, что это хороший
