Буря и ярость - Дженнифер Ли Арментроут
— А третий вариант?
Миша остановился перед широкой лестницей и включил подсветку на крыльце. Он смотрел на меня сверху вниз, кончиками пальцев коснувшись моих щёк, заставляя меня сфокусировать взгляд на нём.
— Можешь просто сделать это? Держаться в тени?
Раздражение загромыхало во мне, как летний шторм.
— Я не буду просто так сидеть в доме, Миша. Это нелепо. Я не арестантка.
На его лице появилось выражение отчаяния.
— Всего неделя, и то в том случае, если они действительно задержаться так надолго.
— Неделя — это вечность.
— Пару дней в доме, где есть всё что угодно, чтобы развлечься, это не вечность, не веди себя как маленький ребёнок, — продолжил он, опустив руки. — Ты можешь сидеть и есть, смотря марафоны сериалов по телевизору, вместо тренировок.
— Я не хочу сидеть и ничего не делать. Из-за этого я могу сделать что-нибудь совершенно безответственное и безрассудное.
— Серьёзно?
— Эй! Я знаю свои пределы.
— Знаешь, большинство людей были бы счастливы, что закончили учиться и просто могут расслабиться.
— Я не большинство людей.
Наши занятия закончились в середине мая, так что мы с Мишей перешли от четырёхчасовых тренировок на восьмичасовые, а это значило, что мне всё ещё было невероятно скучно около десяти часов или вроде того.
Он проигнорировал моё очень веское замечание.
— Ты могла бы взять перерыв.
— Перерыв от чего? — рявкнула я, уже в бешенстве. — Для чего мне нужен перерыв?
— Трин, — вздохнул Миша.
— Не говори мне этого, Миша. Ты можешь покинуть общину всякий раз, как пожелаешь…
— Это совсем не так и ты это знаешь, — у Миши челюсть сжалась от злости. — Если ты намекаешь, что я могу быть свободен, когда ты нет, то это несправедливо.
Чувство вины разлилось в животе, быстро сменившись на горечь в сердце. Он был прав, и я вела себя как ребёнок. Тьерри не оставил нам выбора, соединив его со мной ещё до того, как кто-то из нас понял, что это действительно значит, готовя нас обоих к…
Я сделала рваный вдох, когда посмотрела на парня, с которым выросла. Я наблюдала, как он из мальчишки превратился в молодого парня, и впервые кое-что поразило меня с такой силой, будто в меня врезался грузовик.
— Ты хочешь этого? — прошептала я.
Он свёл брови, нахмурившись.
— Хочу чего?
— Нас, — сказал я. — Быть связанным со мной. Такую жизнь.
Понимание промелькнуло на его лице.
— Трин…
Я схватила его за руки.
— Будь со мной честен, Миша. Я знаю, что мы не сможем этого изменить. Уже всё сделано, но я… я должна знать.
Он всё ещё молчал, и чем дольше тянулось молчание, тем чаще билось моё сердце.
— Именно для этого меня растили, Трин. Это всё, что я знаю, и как ты сказала, мы всё равно не можем ничего изменить.
Почувствовав лёгкую тошноту, я отвернулась и отпустила его руки.
— Это не то же самое, что хотеть этого.
Миша отвернулся и, наблюдая за ним, я увидела, что он запустил руку в свои непослушные волосы. Он ненавидел их, а я всегда думала, что они очаровательны, и, когда он посмотрел на дом, где мы оба жили, где наши комнаты были разделены парой стен, я внезапно обнаружила, что… плачу.
Может, это было особое время месяца, потому что я никогда не плакала.
Но нет, я плакала.
В горле жгло, я всю жизнь провела рядом с Мишей, и наши жизни были неразрывно связаны вместе. Я ведь даже не думала о том, что он может чувствовать по этому поводу?
Думала, но поверхностно, и больше о том, как это влияет на меня.
— Я эгоистка, — прошептала я.
Миша повернулся ко мне.
— Обычно, я очень ценю это редкое чувство самосознания и не ставлю это под сомнение, но почему ты так считаешь?
Моя нижняя губа задрожала.
— Потому что я никогда не думала, что ты можешь не хотеть этого.
— Трин, стоп, — он снова был передо мной, обнял за плечи. — Я хочу этого. Это большая честь быть твоим Защитником.
— Правда? — я хрипло рассмеялась. — Потому что я не…
— Это честь, — повторил он, сжав мои плечи, и вес его рук одновременно успокаивал и угнетал. — И я, в самом деле, так думаю. Кто ты? Что значит для меня быть избранным, чтобы находиться рядом с тобой? Это огромная честь.
Он говорил так, будто действительно имел это в виду, но я говорила так всё время, и даже когда не имела это в виду, особенно, если я хотела быть той, кем притворялась.
Миша потянул меня к своей груди, и я пошла, небрежно обхватила его за талию, а он обнял меня за плечи. Когда я была младше, я жаждала этих объятий даже больше, чем осознавала, и даже став старше, я всегда могла найти в его объятиях утешение. Но сейчас?
Сейчас я испытывала желание уйти.
Миша долго молчал.
— Было нелепо, предложить тебе оставаться в доме. В конечном итоге, ты его сожжёшь или что-то типа того.
Я выдавила усмешку.
— Но можешь сделать мне одолжение? — спросил он, и я кивнула ему в грудь. — Держись подальше от Зейна.
А вот это было неожиданно.
Я отстранилась и уставилась на него.
— Вообще-то я не собиралась стать его лучшим другом навечно или что-то вроде этого, но в чём дело?
— Я… я слышал о нём, — сказал он, опустив руки. — Не стоит с ним связываться, Трин. Зейн — не тот, кого ты захочешь видеть рядом.
ГЛАВА 4
Я вела себя хорошо и оставалась в комнате как хорошая маленькая Тринити, даже несмотря на то, что Миша ушёл после того как сопроводил меня сюда, потому что я плохо себя чувствовала после прошлой ночи. Я засиделась допоздна, ожидая его возвращения, но его не было, и я решила, что он столкнулся с Джадой или её парнем Таем.
И вот я оставлена в одиночестве, а это значит, что у меня было много времени на размышления, и я думала, ну… может, мне надо извиниться перед Зейном.
Он бы не схватил меня прошлой ночью, и возможно даже пытался окликнуть меня, но я не услышала его, и, вполне возможно, моя реакция была слегка неадекватное и импульсивной.
И, вероятно, я должна извиниться когда — если — снова его увижу. Не то, чтобы я собиралась искать его. Если Миша сказал, что не стоит с ним связываться, значит не стоит.
Но с другой стороны, я умирала от любопытства выяснить, почему Зейн был таким непозволительным табу.
