Сила веры - Анастасия Владимировна Лик
- Он ведь с ней знаком, она ему нравится? - задал он какой-то совсем уж странный вопрос и очень внимательно посмотрел на пленницу.
- Я не уверенна, греческие мужчины вообще странно относятся к женщинам, - ответила Лина, окончательно определившись со своей ролью, и решила играть обиженную и замученную жену царя деспота.
- Но тебя же муж любит, даже боготворит, почему ты так говоришь? - спросил он и с вызовом посмотрел на девушку, как будто пытался что-то вынюхать.
Лина нахмурилась. Какое-то очень непонятное поведение для персидского царя. Привёл сюда к этим столбам, явно демонстрируя, что собирается сделать и поначалу был намерен выбивать из неё ответы, а сейчас разговаривает спокойно, почти ласково и такие странные вопросы. Она никогда не была сильным политиком, и все эти хитрые игры были не понятны простому солдату, коим и являлась она.
Вот Максимилиан был сильным стратегом, он мог просчитать свои ходы наперёд, и ходы противника заодно. Но это редкий талант, этому нельзя научиться.
Мысли о муже опять подкатили липким комом к горлу, мешая трезво мыслить. Но Лина постаралась задвинуть их подальше, очень стараясь не разреветься прямо тут, а это было бы очень глупо.
- Не уверенна, что он вообще хоть кого-то любит, - грубо ответила она. - Жену отправляет к римлянам в плен, чтобы узнать их планы, а любимую сестру отдаёт в подарок какому-то грязному солдату, ради сомнительного союза.
Лина обиженно засопела, мысленно прося прощения у Максимилиана за такие слова. Но говорить, что она любимая жена и Алкмена тоже дорога своему Валерию не хотелось. Пусть лучше думает, что она никаких тёплых чувств к мужу не испытывает. Дополнительных козырей враг не получит.
- Ты врёшь! Привяжите её! - крикнул он и в ту же секунду её схватили, с силой растянули руки и притянули к столбам. Дыхание тут же перехватило от воспоминаний, точно так же как и сейчас, она стояла привязанная, и ждала, зная, что ударов плетью не миновать. Безумно болезненных, пробивающих до самого сердца.
Царь подошёл к пленнице, и уже шёпотом, наклонившись к ней, сказал:
- Я знаю, что он тебя любит. Маленькая, неизвестная девочка, растопила холодное сердце полководца, я всё знаю и не надо мне врать.
Лина молчала как партизан, и смотрела в пустоту. Ей было очень интересно - откуда он так много знает, очень интересно.
- Ты бываешь на военных советах, ты знаешь планы полководца?
- Бываю, но я в них ничего не понимаю. Да и не посвящают меня в свои планы они, - ответила она, и через секунду почувствовала резкую боль, пронизывающую всё тело - это был первый, предупредительный удар хлыстом. Перед глазами поплыли тёмные круги, и ей стоило больших усилий не закричать, но нет, кричать она не будет.
- Отвечай!
Лина молчала. А что говорить? Она даже не знала, что хотел этот персидский царь! А так придумала бы чего-нибудь, должна же быть хоть какая-то польза от длинного языка. Но, похоже, он и сам не знал, что ему было надо от пленницы.
- Двадцать ударов, - скомандовал он.
Лина почувствовала, как чьи-то грубые руки рвут платье на её спине, и посильнее обхватила верёвки в напряжённом ожидании ударов.
- Смотрите! - воскликнул кто-то.
Девушка уже не видела, кто это был, а только почувствовала грубую руку на своей спине, изучающую шрамы.
- Откуда это у тебя? - грубо спросил персидский царь.
- Ты мне всё равно мне не веришь, зачем мне отвечать, - пробурчала Лина и приготовилась к ударам.
В воздухе засвистел хлыст, и обжигающая боль прошла через всё тело, которая буквально раздирала девушку на части, а она, с силой впиваясь руками в верёвки, и напрягая каждую мышцу на теле, задыхалась, сдерживая крик. Лина стойко встречала каждый удар. А они сыпались на неё без остановки, один за другим, один за другим, и слились в одну чёрную липкую пелену, отзываясь звоном во всём теле. Солёный пот смешался с кровью, сочившейся из ран, что заставляло их жечь еще больше, а они все продолжали бить и бить.
Хотелось реветь от невыносимой боли, и как никогда в жизни оказаться в объятьях мужа, таких сильных и надёжных, ощутить его сильные руки на своём теле. Что бы он прижал к себе и сказал что всё хорошо, что он рядом. Предательская слеза скатилась с уголка глаза. "Но нет, плакать я не буду, - гневно подумала она, - и кричать тоже".
Свист хлыста звенел в ушах, оглушая, и через некоторое время через завесу боли послышался - "Достаточно", - и позволила сознанию покинуть её, не видя смысла оставаться в нём.
Уже ночью Лина очнулась лёжа на животе со звенящей болью во всём теле, и даже голова раскалывалась от чудовищного напряжения. Открыв глаза, первое, что она увидела, это была огромная луна, смотревшая в маленькое окно её темницы, и лёгкий чуть прохладный ветерок на свое коже, доносившейся оттуда, который был явно не способен охладить разгорячённое тело.
Она попыталась встать, но не смогла и пошевелиться, ни руки, ни ноги не слушались. Слёзы накатывалась от обиды и невыносимой боли, душили, не позволяя сделать даже вздоха.
"Но я не будет плакать, я справлюсь, - решительно думала Лина. - Это моё задание, не первое и не последнее, и расслабиться сейчас равносильно самоубийству".
Она глубоко вздохнула и попыталась отстраниться от всего и хотя бы немного поспать. Требовалось восстановить силы, а обморок этому совсем не способствовал. И, закрыв глаза, старательно задышала, выравнивая дыхание, и выкидывала все мысли из головы, одну за другой, одну за другой... пока не наступил покой. Где-то там вдалеке была боль, но она была уже неважна, тревожные мысли тоже были не нужны, сейчас важно было отдохнуть,
