Кристалл силы: дьявольская любовь (СИ) - Смертная Елена

— Я… не знаю… не стоит. — зашептала Ева, подвигая кольцо обратно к Алексе. — Оно ведь так важно для вас. И ничего такого ужасного за эти десять лет совсем не произошло. Вы моя единственная бабушка, я благодарна вам и никак не могу злиться.

— Я настаиваю. — потянувшись вперед, Алекса, сидящая ровно напротив внучки, вложила кольцо в её ладонь. — Мой муж признал тебя наследницей нашей семьи с первого же взгляда. Мне на это понадобилось целых десять лет, но он всегда куда лучше понимал людей, нежели я.

— В один день аж дважды наследница. — не скрывая все той же язвительной улыбки, совсем тихо прошептал вдруг Райнхард.

Идиллию вдруг прервал Виктор. Он с резким звуком отодвинулся на стуле, заставляя всех домашних замолчать. Поднявшись, мужчина окинул всех присутствующих холодным взглядом и произнес сухим голосом:

— Вы приняли странное решение, мама. — его строгий взгляд скользнул по фигуре Евы, но в её сторону он более так ничего и не сказал. — Буду у себя в кабинете. Много работы.

И после этих слов мужчина бескомпромиссно зашагал прочь из столовой. Он был не из тех, кто устраивает за ужином ярких сцен. Осадить домашних осуждающим взглядом и уйти, оставив последнее слово за собой, куда больше было в стиле Виктора. После он заставит их еще пару дней вариться в этом котле немого осуждения, пока женщины не сломаются, и сами не сделают выводы о своем поведении. Все это прекрасно понимали, однако это всё равно снова и снова работало.

За хозяином спешно удалилась Ребекка, на ходу интересуясь, не желает ли он еще чего-то. Ева же потускнела, складывая перед собой руки, но не выпуская теперь из ладошки подаренное кольцо. Вот только за этим столом всё еще оставалась женщина, на которую подобные сцены сына не производили никакого впечатления.

— Дай ему время. В конце концов, он тоже поймет, что упускает очень много, проходя мимо твоей жизни. — хрипло прошептала Алекса, кивая внучке.

— Быть может, выпьем вина и разрежем уже торт? — вмешался Райнхард, приподнимая бокал.

— Да. — прошептала Натали, смотря в след мужу с задумчивой тоской на лице. — Да! — повторила она еще раз уже с решительной оживленностью.

Вот только обнаружив, что на столе нет подходящего ножа, Натали суетливо поднялась и отправилась на кухню. Как только она скрылась за стеной, Ева нагнулась чуть вперед и совсем тихо прошептала:

— Бабушка, но… почему?

Старая Мерриман посмотрела на приемную внучку и умиротворенно улыбнулась, притягивая к себе бокал вина. Она не брала в рот ни капли алкоголя уже долгие месяцы после запрета врача.

— Твой дьявольский друг ведь не стер мне память.

— Потактичнее о наследнике Каина, который может сжечь ваши легкие. — тут же вмешался Райнхард, но ощутил, как тоненькая ножка толкнула его под столом.

— Мой подарок, пожалуйста! — Ева смогла невероятным образом смешать в едином порыве недовольное шиканье и искреннюю мольбу.

Дьявол закатил глаза, устало вздохнул и притянул к губам бокал вина. Он успеет ответить глупой смертной девочке за то, что она себе позволяет. Сейчас же мужчина понимал — это разговор, которого она слишком долго ждала. А главное, которого она была достойна. Не стоило им мешать.

— Я понимаю, что произошло сегодня. — продолжила Алекса. — И я благодарна тебе. Несмотря на моё отношение, ты решила помочь мне и у тебя правда получилось. Ты даже не представляешь, насколько свободно я чувствую себя без этой ежеминутной боли в груди. Я снова хочу жить.

Алекса подняла бокал вина, указывая им в сторону внучки.

— За все твои дни рождения, которые я со своей злобной дурости пропустила. — произнесла она тост и сделала глоток.

Глаза медленно закрылись. Губы вытянулись в удовлетворенную улыбку. На лице старой женщины застыло обычное мирское счастье. И дело было совсем не в алкоголе. Глоток вина стал лишь символом того, что она снова может дышать полной грудью и жить. И ради этого простого счастья можно забыть обо всей злобе мира.

Глава 8. Ведьминские глаза

После ужина, когда время тянулось ближе к закату, Райнхард вновь направился в комнату Евы. Он не стучал, хотел застать её врасплох. Однако девушка, к его удивлению, даже не пошевелилась, услышав скрип двери. Она сидела за письменным столом и со счастливой улыбкой на тонких губах смотрела в окно. Её лицо словно было скрыто от всего внешнего мира вуалью задумчивости.

— Я же говорил, что старуха Мерриман не будет портить нам жизнь. — громко зазвучал уверенный голос дьявола.

Он хотел подобным образом обратить на себя внимание. Дать хозяйке комнаты понять, что в её владения вторгаются сами силы ада, между прочим. Ради этого он также подошел к полке с книгами и личными вещами девушки, начал рассматривать их и даже ухватился пальцами за кожаный переплет какого-то рыцарского романа.

— Да. Я рада, что всё наладилось. — тихо отозвалась Ева.

Она не повела и взглядом. Не покидая омута согревающих мыслей, наследница продолжала наслаждаться закатом с таким видом, с каким в тяжелую зимнюю пору путник усаживается у камина после долгого дня.

Одна из бровей Райнхарда изогнулась вверх. Он оставил попытки невзначай привлечь внимание к своей темной фигуре. Вместо этого дьявол прошел к окну, также выглядывая на улицу. Осматривая человеческий мир хмурым взглядом, он искал то, что могло привлечь Еву больше, чем потустороннее существо в её комнате. Но там не было ничего особенного. Даже напротив, начал накрапывать дождь и смертные, подобно тараканам, суетились, как если бы вдруг включили свет на кухне посреди ночи.

— Это так здорово. — раздался приглушенный голос Евы из-за пелены её раздумий. — Всех их обязательно кто-нибудь ждет дома.

Губы Райнхарда невольно скривились, а в глазах появился отблеск враждебного скепсиса. Блуждавшие на улице фигурки не вызывали у него и толики теплых чувств, а их путь, будь то линия жизни или поход за туалетной бумагой в ближайший супермаркет, не интересовали дьявола. Он продолжал непонимающе осматривать фигуру юной девушки, лишь смутно догадываясь, что происходит в её столь странно устроенном мозгу.

Ева, кажется, прочувствовала вопрос, повисший в тишине комнаты. Она убрала ладонь, которой все это время придерживала бледную щечку, и выпрямилась. Взгляд её медленно перетек на грозную фигуру дьявола.

— Прости, ты хотел что-то обсудить? — спросила она с мягкостью в голосе.

— Такое спокойствие как-то странно вяжется со всей той информацией, которую я на тебя вывалил. — прямо ответил Райнхард, и глаза его сузились, точно он возжелал пронзить Еву выверено направленным взглядом.

— Да, наверное. — с улыбкой, впитавшей в себя всю алость заката, ответила девушка. — Мне было страшно сегодня, правда. Я никогда не испытывала такого напряжения, как когда мы проводили ритуал над бабушкой. И я очень, очень огорчена, что тебе пришлось испытать такую боль по моей просьбе. Но знаешь… если с помощью всех этих сил я смогу так помогать дорогим мне людям, это стоит всего.

— Всего? — с дьявольским подвохом в интонации переспросил Райнхард.

— Всего! Даже эта утренняя попытка той странной парочки убить меня, хотя мы ведь даже не были знакомы. Если я смогу исцелять людей от подобных ужасных болезней, я согласна на многое.

Дьявол вдруг рассмеялся. Его смех звучал прерывисто и почти надменно. Это смутило Еву, и она с непониманием уставилась на безрогого. В её глазах с каждым смешком начинала зарождаться неприкрытая детская обида.

— Я что-то не то сказала? — однако голос её прозвучал громко и настойчиво.

Тишина. Наверное, они оба не были готовы к тому, что этот вопрос прозвучит столь грубо. Как огромный молот, ударивший по металлической наковальне сильной рукой.

— Нет. — оставляя теперь на лице лишь отблеск ухмылки ответил Райнхард.

Он сделал пару быстрых шагов к Еве, и вдруг его пальцы ухватились за остренький подбородок, требовательно приподнимая тот вверх. Теперь дьявол стоял, склонившись над новоиспеченной «матерью Терезой», как он окрестил её в своем распаленном мозгу, и хотел этим жестом заставить девушку взглянуть ему прямо в глаза. Ева почти не сопротивлялась. Её аккуратные брови хмуро стянулись к переносице, и вместо скромного и робкого непонимания Райнхарда встретила отчетливая уверенность. Ева еще ощущала, как грудная клетка её как бы сдавливается от того, что такая чувственная правда вызвала лишь смех. Но это была не школьная обида. Нет. Это было оскорбление!