Меж двух орлов (СИ) - Зиентек Оксана

– И пану ничего не будет, что он нам о нем разболтал?

– Нет, не будет. – Борута на миг позволил себе ласково коснуться щеки Мироси убирая за ухо прядку белокурых волос. – Отец разрешил.

Еще мг они постояли друг напротив друга на виду у толпы и, одновременно, одни во всем мире. Потом Борута первый решился отвести взгляд.

– Пора. Отведу панну к родным. Пани Малгожата, наверное, уже извелась. А ну ж, съест ее деточку страшный ядзвин.

– Пану бы все шутки шутить.

- А без шуток, панно Мирославо, скучно жить на свете бедному ядзвину.

Так же степенно, словно на приеме в княжеских палатах, молодая пара дошла обратно до ступеней храма. Там Борута передал Мирославу пану Янушу и, раскланявшись со знакомцами, ушел. Вскоре из соседнего переулка раздался топот копыт и только тогда все наконец-то встрепенулись. Словно с уходом ядзвина с коружающих спала какая-то магия.

– Тьфу, чертовщина! – Выразил общее мнение кто-то из мужчин. – И как его только пан Януш в своем доме привечает!?

– Последнее дело, с соседом собачиться. – Буркнул в ответ пан Януш.

– Иные соседи – хуже собак. – Прилетело ему в ответ.

– Не всегда меч – в помощь, – покачал головой храмовник, разнимая спорщиков. – Иногда доброе слово поганина быстрее к Творцу приведет, чем все ваши проклятия.

Он обернулся к шляхтычу, что только что поминал собак. Это оказался зрелый мужчина, лет тридцати-тридцати пяти. Одет не бедно, но и не слишком пышно. Так, обычный шляхтыч средней руки.

– Знавал я пана отца, – неспешно и негромко, уверенный в том, что его-то уж услышат, начал храмовник. – Добрый был рыцарь и верный сын Творца. И пана воспитал верным сыном Храма. Только вот хрупкая панна сделала за эти дни для просвещения народа ядзвинов больше, чем все пана семейство за века.

– Точно! – Отозвался еще кто-то из мужчин. Судя по голосу, довольно пожилой. – Сколько живу, не помню, чтобы ядзвин в храм заходил.

– Не просто ядзвин, – снова поправил храмовник, – сын вождя.

Весь путь до дома семья Соколувских проделала молча. Пан Януш молчал, полностью погруженный в свои тяжелые думы. Пани Малгожата продолжала истово молиться даже тогда, когда святыня уже скрылась из вида. Она сидела, полуприкрыв глаза и беззвучно шептала слова молитвы, так что Марыля с Мирославой не решились отвлекать мать разговорами. Зося, глядя на свекровь, тоже достала четки и старательно перебирала камешки.

Да и сами панны, надо сказать, были изрядно напуганы вестями. Борута сегодня принес весть о том, чего все ждали и боялись. Орденцы снова начали свой поход на юг. Теперь до самой осени шляхентые хлопцы и пахолки будут по-очереди караулить на лесных тропах. Так постановили на общем сходе после того, как сожгли Ясновку и Журавино. Что-то оно будет?

Но стоило бричке въехать в широко распахнутые для хозяев ворота поместья, как пани Малгожата взяла себя в руки. Прямо со двора скомандовав подавать обед, она ласково увлекла за собой мужа. Без нее пан Януш так и забыл бы про еду, сразу по приезду отправившись в оружейную.

Обед тоже прошел тягостно. Не радовали ни сочевьяки, ни так любимый паном Янушем хлодник на раковых шейках. И лишь к концу обеда, когда уже подавали заедок, пани Малгожата немного ожила.

– Ничего, Яночку, ничего. – Твердила она, то и дело касаясь рукава мужа. – Выстоим. В первый раз, что ли.

– Выстоим, Малгосю. – Благодушно согласился пан Януш, вытирая усы. – Хватит детей пугать, работы много.

Женщины сразу после обеда отправились обратно в светелку, шить приданое, так что с братом Миросе переговорить так и не удалось. До самого вечера она крутилась, как на иголках, за что даже получила нагоняй от матери.

– Миросько! Ты со своим ядзвином совсем, что ли, ума лишилась? Весь день, словно шило в дупце!

– Простите, мамо!  – Мирося давно усвоила, что когда мать в таком настроении, лучше не перечить. Пани Малгожата хоть и была ласковой и отходчивой, но, при случае, могла и полотенцем отстегать по ногам за шкоду.

– Мамо… мамо…  – Высказавшись, пани Малгожата немного успокоилась. И теперь пробовала выяснить, что же тревожит непоседу-младшенькую. – Ну, рассказывай уже, горюшко мое, чего тебе там ядзвин наговорил? Думаешь, не вижу, что ты как отъехали от храма, сама не своя.

– Ничего, мамо. – Некоторое время Мирося подумала, что из разговора с Борутой можно пересказать матери, но решила лишнего не говорить. – Просил, если случится что, в тереме не прятаться а сразу уходить на болота. Всем нам. Говорил, что орденцы только с теми – рыцари, чьи отцы золотом выкуп платят.

– Дело говорил. – Пани Малгожата на миг задумалась на миг о чем-то своем, всхлипнула, но тут же взяла себя в руки. – Дело твой ядзвин говорил, Миросько, хотя и дурак. Нашел о чем с невестой разговаривать! Была б на твоем месте панночка городская, там бы на месте без чувств и свалилась от таких разговоров.

Ну, хватит. Неча киснуть! Завтра мы с отцом посоветуемся, где скрытку лучше сделать. А ваше дело – приданое шить да себя блюсти. Ты, Миросько, у нас теперь на всю округу – знаменитость. Нашему пану храмовнику поверить, так на тебя молиться впору.

– Хи-и, – не удержалась Марыся, – святая Мироська – просветителька Ядзвинов!

– Не надо так, Марылю! Не надо.

Марыля было фыркнула, но замолчала под строгим материным взглядом. Мирослава вздохнула: «Вот, вечно они так».

Марыся с самых первых дней невзлюбила тихую и набожную Зосю. Та была тихоней и первые месяцы после свадьбы постоянно плакала и молилась. Даже Гжесь поначалу старался пореже бывать дома, чтобы не чувствовать себя опять виноватым в Зосиных слезах. Но время шло, Зося привыкла, с Гжесем у них все сладилось, и только Марыля никак не могла успокоиться и забыть.

Зося же, в свою очередь, осознала со временем, что после пани Малгожаты в доме по положению старшая – она, и не упускала случая наставить паненок на путь истинный. Мирося все эти наставления воспринимала легко («Что с гуся вода» – иногда сокрушалась мать). А вот Марыся – та никак не могла смириться с правом тихони Зоськи ее поучать. Но в чем-то Мирося с Зосей соглашалась. Марыся умела быть удивительно острой на язык.

Ни той ночью, ни через день, ни на следующей неделе налета не случилось. И постепенно в Соколуве все пошло своим чередом. Гжегош, как и просил Борута, сходил утром порыбачить в условленном месте. Вернулся мокрый, без рыбы, но очень довольный. Позже он поблагодарил Миросю, но так и не сказал, за что. В самом деле, не за то же, что тайком шепнула пару слов?

Марылино приданое уже было почти готово. Уже и в храме назначили день свадьбы. И всем казалось, что можно будет отлично погулять…

Однажды ночью Мирося проснулась от того, что над Пущей плыл колокольный звон.

– Костел? Ночью? – Спроснку она удивилась, но тут же опомнилась и подхватилась с постели.

– Марысько! Марысько! Вставай! – Затормошила она сестру. – Да вставай же ты, засоня! Било!

Действительно, где-то, не очень далеко, сторожевой на башне изо всех сил лупил в железное било, поднимая тревогу. Пока Марыся сообразила, что к чему, пахолок в Соколуве тоже подхватил набат, оповещая ближних и дальних соседей.

Мирослава наспех натягивала одежку, на ходу бросая в узел все, что было более-менее ценного. Украшения из шкатулки, рубашку на смену, теплый платок.

– Марысько! Очнись! – Видя, что сестра никак не может сообразить, что делать, Мирося в сердцах запустила в сестру подушкой. Та вздрогнула, словно очнулась ото сна, и тоже засобиралась.

Дверь распахнулась и в комнату ворвалась пани Малгожата.

– Ой, девоньки! Вы уже собрались! Молодцы какие! Пошли скорее!

– Куда, мамо? – Мирося подхватила узел, взвесила его в руке и, подумав, сунула туда еще одну сорочку из сундука. Мало ли… – На болота, как Борута велел?

– Подождем с болотами, – пани Малгожата вдруг заговорила с Миросей , как со взрослой, – пока не ясно, кто напал и где. Пересидим в пивнице, а там, если худо будет, уйдем.