Создана быть твоей (СИ) - Мун Эми
Шерил было чуждо все это, но омегу в ней влекло к сильному самцу. Жажда подчинения ядом текла по венам, диктуя свои правила. Говорят, что первые омеги орали от похоти сутки напролет. Как только у девочки начинался пубертатный период и гипотоламус запускал выработку особого набора гормонов, она превращалась в вечно текущую шлюху, по сравнению с которой соседка из их блока — непорочная монашка. Несчастных отправляли к бетам и альфам, и если первые драли их скопом, выбирая между чужим запахом и доступной самкой последнее, то альфы устраивали между собой настоящую бойню за право спустить пар.
Бесчеловечность генетических экспериментов стала притчей во языцех. Кривая дорожка уводила все дальше от морали, и неизвестно в какую бездну скатилось бы человечество, если бы подопытным не надоело сидеть в клетках. Первое же восстание увенчалось успехом. Альфы и беты вырвались на свободу, прихватив с собой омег, голова которых к этому времени уже соображала как надо.
Растеряв последние крохи сна, Шерил стянула огромное покрывало и встала, заворачиваясь в него с ног до головы. В такой ночнушке не по комнате разгуливать — только альфу встречать. В колено-локтевой позе, чтобы сразу к делу преступил, не снимая ботинок. Одежда появилась в шкафу во время ее помывки. Стандартно развратный набор — трусики-ниточки, лифчики-паутинки. И Шерил упорно старалась не думать, кто именно заполнял шкаф стопками аккуратных пакетов. Быстро у альфы все: повел бровью — готова одежда, посмотрел пристальней, чем обычно — и к одежде добавили девицу.
Но дневное белье следовало сменить. Шерил не могла так — сутки в одних трусах, по крайней мере, если была альтернатива. Перерыв все, выбрала самый скромный комплект, но и он выглядел будто для съёмок в порнофильме. Белоснежное кружево ночной сорочки мягко обнимало грудь, разбегаясь по телу морозными узорами. Трусики не уступали белизной и изяществом, а шнуровка на попе завершала образ готовой к употреблению секс куклы.
Надо будет прихватить из дома нормальное белье. Попробовать пересечься с Микки и мамой, ведь не станет же альфа держать ее на поводке целые сутки. У него работа, и всякие переговоры и, наверное, развлечения…
Тихий шорох двери отправил в нокдаун надежду, что хотя бы сегодня посещения закончены. А один косой взгляд закопал их на несколько миль под землю.
— Мистер… Дарквуд? — пискнула, непроизвольно отступая.
На пороге комнаты стоял альфа.
* * *Девчонка куталась в безразмерное покрывало, сгребая руками длинные хвосты. Марк видел покатое плечико, выступашее из мягких складок ткани, и росчерк тонкой лямки ночнушки. Неловко переступив с ноги на ногу, Шерил попятилась, едва ли представляя, что только дразнит своими попытками избежать его компании. Из-под покрывала показалась по-детски узкая ступня и тоненькая щиколотка. И злость, глодавшая нутро огненными зубами, вспыхнула, оборачиваясь похотью.
— Сюда.
Малышка вздрогнула. Попыталась оглянуться, но тут же послушно сделала шаг навстречу.
Не может справиться с собой. Старается держать лицо, расправляет плечи, а сама — как тонкая струна, звенящая от простого взгляда. Искренность ее эмоций подкупала — этим и привлекла к себе внимание. И он возьмёт их все, пока в чистеньком сердечке не проклюнулись колючие ростки алчности и расчета.
Шерил приближалась медленно. Дикий зверёк, ещё не осознавший, насколько крепко может затянуться ошейник, в который она добровольно сунула голову.
Тяжёлое давление в районе сердца совершенно исчезло, и в голове перестали стучать крохотные молоточки.
Чертовски хороший день и, в особенности, вечер перечеркнули звонок отца.
— Надеюсь, ты не забыл о вечере, посвященном миссис Тампильтон?
Забыл ли он о дне рожденье этой старой суки, которая настойчиво пихала свою драгоценную дочурку к нему в постель? Рад бы, да не мог. Для этого Хлоя и притащилась в офис — намекнуть о торжестве для «обожаемой» родительницы. Искушение послать все нахрен росло в геометрической прогрессии с каждым днём. Хрыч Тампильтон интересовал его исключительно в качестве бизнес-партнёра, но папаша решил сделать вид, что он ещё что-то решает, и попытался взять за горло единственного наследника. Зря. Он уже не мальчик, которого можно пинать куда угодно — хоть в закрытый военный лагерь, хоть к алтарю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Шерил остановилась на расстоянии вытянутой руки. Чуть нахмурив черные брови, старалась смотреть ему в глаза, но тут же уводила взгляд в сторону. В безвкусном запахе пока четко прослеживался испуг. Не такой яркий, как в первую встречу, но девчонка нервничала.
Охнула, когда он запустил пальцы в светлые локоны, натягивая густой шелк и лёгким рывком вынуждая запрокинуть голову. Мягкие губы слегка приоткрылись. Аккуратный ротик. Не перешитый хирургами хавальник, как у Хлои, а естественный вплоть до последнего изгиба. В прошлый раз не хватило терпения как следует опробовать его в деле. Возбуждение огненным торнадо испарило все планы. Разорвало их на атомы и сжало в сияющее сверхновой «хочу».
Но теперь он может насладиться своим приобретением, как надо. С полноценным сексом, так уж и быть, немного подождем, но вот эти губы…
Ухватив девицу за подбородок, Марк медленно очертил пальцем нижнюю. Глаза Шерил распахнулись ещё больше. Красивый цвет… Жемчужно-серый, с мягкой проволокой. Вроде обычный, но бархат ее взгляда привлекал внимание. Хорошенькая, милая девочка…
Оставив лицо Шерил в покое, Марк рывком выдрал покрывало из тонких пальцев.
Крупные волны стекли к ногам фарфоровой статуэтки. У его матери были такие — хрупкие куколки, которых она расставляла по полкам. Марк любил трогать и рассматривать их. Разожми пальцы — и от белоснежной грации останутся уродливые осколки.
Запах беспокойства стал ярче, когда он широким шагом направился к кровати, удерживая Шерил за локоть. Поставив девчонку перед собой, уселся на постель.
— Не разочаруй меня, — позволил себе лёгкую усмешку, — договор всегда можно расторгнуть.
Шерил побледнела, опуская глаза. Совсем не грациозно рухнула на колени и замерла, гипнотизируя взглядом проступавший бугор. Да, черт возьми, он возбужден! Слишком сочный контраст — краснеющая девица и развратная тряпка на юном теле. Горошинки сосков натягивали кружево, воскрешая в памяти вид бледно-розовых кружков на молочной коже. Охрененно красивая грудь! Упругая и нежная, ровно того размера, который его заводил — чтобы помещалась в ладонь.
— Сними тряпку.
Черные бровки жалобно дрогнули, но Шерил исполнила. Дрожь предвкушения разбежалась по телу, натягивая мышцы стальными канатами. Хорошая игрушка. Практически — отличная, если бы не запах. Серые гранулы пищеконцентрата до сих пор стоят поперек горла. Он нажрался ими досыта.
— Расстегни ширинку.
Прохлада ее пальцев чувствовалась даже через ткань. Марк успел запомнить, каким неумело-сладким может быть ее ротик. И какие дерзкие глупости способен произносить. Плохой бизнесмен… Как же! Шерил просто не представляла, насколько дешево продалась.
Тихонько выдохнув, девчонка потянула ткань вниз, освобождая готовый к ласкам член. Никогда не любил долгие прелюдии, предпочитая жёсткий и яркий секс, но медлительность Шерил странным образом не раздражала. По крайней мере, пока.
Непривычно. Слишком давно не попадались ему такие…чистые.
Истертое временем и песками полигона воспоминание дёрнуло фантомным раздражением. Будто ощутив его изменившееся настроение, Шерил сморщилась и повела обнаженными плечиками.
Запустив руку в светлые волосы, Марк подтолкнул ее к паху.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Какого хрена про Маргарет вспомнилось? Давно уже все в себе похоронил и точка. А девчонке сейчас придётся хорошо поработать.
— Приступай, — приказал хрипло.
Шерил колебалась, и пришлось слегка применить силу, надавливая на затылок. Головка тут же очутилась в плену тесного рта. Послушная девочка.
— Соси. Бери его глубже и про язык не забывай.
Первое же робкое движение вытравило посторонние мысли. Совсем нихрена не умеет. Лижет, как мороженое, давится, и опять лижет. Но, черт, как же приятно! Просто охрененно чувствовать неумелые попытки взять больше и приласкать лучше. А терпение отсчитывало последние вздохи, уступая место агонии похоти.