Ненужная Избранная (СИ) - Тюрина Татьяна

— Нет, мама, — продолжала я всхлипывать. — Я упустила единственный в жизни шанс. Я никчёмная и ненужная.

— А вот это полная чушь! — возмутилась она и, вытерев мои щёки своим рукавом, поцеловала в одну, потом в другую, а потом и в лоб. — Я люблю тебя. Твой отец любит тебя. Ты нужна нам. Ты ещё встретишь людей, которые будут любить тебя. Что бы ни случилось, всегда можно подняться и идти дальше.

— Но так уже не будет.

— Значит, будет по-другому. Не отчаивайся, девочка моя. В жизни столько возможностей. Ты даже не представляешь.

— Не хочу ничего, — устало сказала я, опуская свои руки.

— Вообще-вообще ничего?

— Хочу только лежать на диване и спать.

Моя мама слегка отклонилась, внимательно на меня посмотрела. Я ожидала, что сейчас она начнёт меня упрекать в равнодушии и лени. Что продолжит уговаривать меня выйти в парк гулять. В крайнем случае, попытается привлечь внимание к какой-нибудь, по её мнению, более интересной или полезной деятельности. Но она лишь просто улыбнулась и сказала:

— Ну, тогда давай спать. Парк никуда не денется.

— Что? — удивилась я.

— Спать, — улыбнулась мама и, поднявшись с пола, где мы обе сидели, подошла к кровати и похлопала по покрывалу. — Давай. И я с тобой заодно.

Всё ещё удивляясь, я прилегла на кровать рядом с ней. Мы долго лежали в тишине. Я была благодарна ей, что она не лезла ко мне с вопросами и нравоучениями, а просто лежала рядом и гладила по волосам.

Успокоившись, я быстро заснула и проспала весь день. Ближе к вечеру, когда я проснулась, то ожидала, что она уже ушла, но мама просто лежала рядом и тоже тихо сопела. Это было так умиротворяюще. Я почувствовала себя, словно в детстве. На глаза опять начали наворачиваться слёзы. Возможно, почувствовав моё шевеление, она проснулась и, заправив выпавший локон моих волос за ухо, улыбнулась.

— Ну, пошли ужинать? — просто спросила она. Я молча кивнула, потому что опять чувствовала, что вот-вот расплачусь. Быстро что-то собрав на стол, мы молча сели есть. Я была ей очень благодарна за то, что она не старалась изучать лишний оптимизм и постоянно болтать, словно всё вокруг в радужных тонах. Она просто что-то делала с лёгкой улыбкой на лице, словно это обычный день и нет ничего особенно в том, что происходит. Мы тихо поели, я даже с аппетитом съела и картошку, и котлетки, и даже салат. Потом выпили чаю, вместе вымыли посуду, после чего мама таким же спокойным голосом спросила:

— Ну что, опять спать или киношку посмотрим?

— Давай киношку, — неожиданно сказала я.

— Тогда я выбираю, — сказала моя мама. Та, что никогда не могла решить, на какой фильм идти, и всегда доверяла этот выбор папе.

Она старается. Это было видно. Но это совершенно не раздражало и было даже приятно. Мы посмотрели какой-то старый советский фильм, после чего легли спать. Примостившись под боком у мамы, я довольно быстро заснула, несмотря на то, что проспала до этого весь день.

Вспоминая этот период моей жизни, я не могу не отдать должное моей маме. Она поняла меня и помогла восстановить саму себя после почти тотального саморазрушения.

Мы несколько дней провалялись дома. Вместе. После чего решили сходить в парк прогуляться. А потом это стало каждодневной привычкой. Мы гуляли по осенней природе, собирали красивые разноцветные листья и болтали. Хотя я больше молчала, а она не настаивала и рассказывал о том, как у них дела. Когда на выходные приехал папа, мы гуляли втроём. Он, конечно же, не отличался таким же терпением и пониманием и часто лез с бестактными вопросами и замечаниями. Но мама тут же шикала на него. Однажды они даже поругались из-за того, о чём можно говорить, а о чём нельзя.

Это было посреди парка. Они стояли в стороне, переругиваясь шёпотом.

Мало кому приятно смотреть на людей, которые ругаются. Тем более, если это твои родители. Но конкретно в этот момент, наблюдая за тем, как каждый из них пытался что-то доказать другому, но при этом вместо повышенного тона шепча друг друга на ухо, я просто взяла и рассмеялась. Впервые по-настоящему за длительное время. Они даже остановились и удивлённо посмотрели на меня. Я же расхохоталась настолько, что пришлось вытирать слёзы.

А потом мы пошли в аквариум. Я вновь почувствовал себя ребёнком. Ребёнком у любящих родителей. И это было здорово. Что-то внутри меня ожило. Я, конечно же, не ринулась покорять вершины, словно восставший из пепла феникс, но захотелось привести свою жизнь в порядок. Разобрать весь ещё оставшийся после первой маминой уборки хлам. Пересмотреть гардероб.

Мама принимала во всём самое активное участие. Но я понимала, что она не может тут вечно оставаться. У неё тоже есть и работа, и своя жизнь. Папа по ней скучает и скоро одичает совсем один. Я долго уговаривала её вернуться. И когда пообещала звонить каждый вечер, и каждый день выходить на улицу, она наконец-то смирилась и пошла собирать вещи.

Не скажу, что сразу после этого жизнь наладилась. Когда я опять осталась одна, соблазн вновь забраться в кровать и спрятаться от мира всё ещё посещал меня время от времени. Но я старалась не поддаваться. Ради мамы, ради папы и больше всего ради себя самой.

Моя жизнь никогда не станет такой же, как раньше, но… она может стать лучше… наверное…

Я, как и обещала, каждый день выходила на улицу. Гуляла по парку или по городу и размышляла о том, что делать со своей жизнью и как сделать её лучше прежней.

Одним из самых серьёзных признаков глубокой депрессии было то, что у тебя практически отсутствуют какие-либо желания. А самый важный шаг — это захотеть чего-либо. Вот об этом я и размышляла.

Чего я хочу?

Семья и любимый человек и прочие девичьи мечтания маячили где-то в стороне, слово пункты обязательной программы. Не то, чтобы я их полностью отрицала, но они не были на первых местах, чтобы прямо жить этой целью. Вот потому я и старалась понять, чего же я хочу сейчас больше всего. После минутного размышления решила, что мороженого.

Да-да-да, в октябре месяце!

И ещё через минуту я, довольная собой и наплевав на косившихся на меня людей, брела по тротуару, лопая стаканчик ванильного мороженого с изюмом. Раньше для меня было жизненно важно то, как на меня смотрят, сколько и какие взгляды устремлялись в мою сторону. Я нуждалась в них, коллекционировала, наслаждалась ими. Не буду говорить, что всё это забылось и ушло. Мне по-прежнему было приятно внимание. Пусть я и лишилась своего сияния, я всё же ещё была красивой.

Вот так вот, поедая вкусняшку, улыбаясь и радуясь тому, что на меня по-прежнему оглядываются вслед, я брела по улицам своего района и изучала все изменения, произошедшие за последние полгода моей добровольной изоляции. Район, конечно, мало чем изменился. Некоторые магазины закрылись, новые открылись, где-то провели ремонт, но большинство осталось без изменений.

И вот, рассматривая витрины, я внезапно остановилась, как вкопанная, уставившись на вывеску, которой раньше не было:

«Имария»

Словно коварный кошмар из прошлого, который вспомнил о своей жертве и вновь пришёл попить крови и поесть страданий. Мороженое внезапно приобрело вкус кислого песка. Не знаю, какой песок на вкус, а тем более, может ли он быть кислым, но именно эта ассоциация пришла мне в голову. Я стояла и пялилась на эту вывеску несколько минут. После чего выбросила опротивевшее мне мороженое в ближайшую урну. Ещё раз взглянув на название, я пыталась решить бежать отсюда со всех ног и никогда больше не появляться на этой улице или же собрать всю свою храбрость и зайти. Я стояла на довольно прохладном октябрьском ветру и никак не могла решиться ни на один из этих вариантов. Во мне опять загорелся гнев, хотелось ворваться внутрь и выяснить, кто там обитал. И если это мои старые знакомые, то высказать всё, что я о них думаю. Но в то же время, я боялась… боялась повторения, боялась сломаться, боялась даже того, что меня засмеют и выставят, как ненужную вещь, в точности, как в прошлый раз.