Гейл Форман - Куда она ушла

И той ночью я снова начал писать песни.

За две недели я написал больше десяти песен. Через месяц Shooting Star воссоединились и сыграли их. Через два месяца мы подписали контракт с крупной звукозаписывающей компанией. Через четыре месяца мы уже записывали альбом «Возмещение Ущерба», состоящий из пятнадцати песен, которые я сочинил в бездне своей детской комнаты. Через год «Возмещение Ущерба» был в чартах Billboard, а Shooting Star — на обложках национальных журналов.

Выходило, что я должен извиниться перед Ким или поблагодарить ее. Или и то, и другое. Но к тому времени, как я осознал это, казалось, что уже слишком поздно. И, признаться, я до сих пор не знаю, что сказал бы ей.

Глава шестая

Я стану твоей проблемой, ты будь моей,

Так прописано в сделке наших кровей,

Спецкостюм, перчатки, противогаз,

Чтоб уберечь нас от едких зараз,

Но теперь я один в этом мире боец,

Созерцаю жизни безупречный конец.

«БЕСПРЕДЕЛ» ВОЗМЕЩЕНИЕ УЩЕРБА, ТРЕК 2

Выходя на улицу, я чувствую неуемную дрожь в руках, а внутренности сжимаются так, будто кто-то там готовит переворот. Я достаю таблетки, но баночка пуста. Черт! Должно быть, в машине Олдос дал мне последнюю. Есть ли таблетки у меня в отеле? Мне необходимо принять их перед завтрашним полетом. Я лезу за телефоном, но вспоминаю, что оставил его в отеле в какой-то глупой попытке оказаться вне досягаемости.

Люди снуют вокруг меня как пчелиный рой, некоторые задерживают на мне свой взгляд чересчур долго. Если меня сейчас узнают, я не смогу с этим справиться. Сейчас я не смогу справиться ни с чем. Мне не хочется этого. Мне вообще ничего не хочется.

Я лишь хочу найти выход. Выход за рамки своего существования. Я ловлю себя на том, что часто мечтаю об этом в последнее время. Не о смерти. Не о самоубийстве. Или о какой-то подобной глупости. Я не могу не думать о том, что если бы я вообще не родился, то мне не пришлось бы влачить жалкое существование на протяжении этих шестидесяти семи ночей, не стоял бы я здесь и сейчас, едва пережив разговор с Мией. Сам виноват, что пришел сегодня сюда, говорю я себе. Тебе следовало давно оставить ее в покое.

Я закуриваю сигарету и надеюсь, что она придаст мне достаточно сил, чтобы вернуться в отель, а там я позвоню Олдосу, разберусь во всем и, быть может, посплю пару часов и раз и навсегда оставлю этот ужасный день позади.

— Тебе следует бросить курить.

Звук ее голоса повергает меня в шок. И в то же время каким-то образом успокаивает. Я поднимаю взгляд. Передо мной стоит Миа, ее лицо пылает, но на нем играет странная улыбка. Она тяжело дышит, словно только что бежала. Может быть, и ее преследуют фанаты. Я представляю, как за ней ковыляет пожилая пара в вечерних нарядах и жемчугах.

Я даже не успеваю почувствовать смущение, потому что Миа снова здесь, стоит передо мной, словно мы по-прежнему разделяем на двоих одно пространство и время и столкнулись друг с другом, пусть и по счастливому стечению обстоятельств, и в этом нет ничего необычного, ничего удивительного. На мгновение мне вспоминается реплика Богарта из «Касабланки»: «Из всех притонов мира она зашла в мой. Но затем я напоминаю себе, что это я зашел в ее притон».

Миа медленно преодолевает разделяющее нас расстояние, будто бы я пронырливый кот, которого нужно поймать. Она смотрит на сигарету в моих руках.

— С каких это пор ты куришь? — спрашивает она. И разделявшие нас годы словно исчезают, а Миа как будто позабыла, что у нее нет больше прав отчитывать меня.

Даже если и заслуженно в данном конкретном случае. Когда-то я был решительно против всего содержащего никотин.

— Знаю, это банально, — признаю я.

Она смотрит на меня, на сигарету.

— Можно и мне одну?

— Тебе?

Когда Мие было шесть или около того, она прочитала какую-то детскую книжку про то, как одна девочка уговорила своего папу бросить курить, и после этого Миа решила переубедить свою маму, беспрестанно начинающую и бросающую курить, и тоже заставить ее бросить. У Мии ушли месяцы на то, чтобы убедить Кэт, но она смогла это сделать. К тому времени, когда я познакомился с ними, Кэт совсем не курила. Отец Мии, Дэнни, курил трубку, но, казалось, он делал это, в основном, напоказ.

— Ты теперь куришь? — спрашиваю я ее.

— Нет, — отвечает Миа. — Но у меня только что было очень яркое переживание, а говорят, что сигареты успокаивают нервы.

Напряженность концерта иногда оставляет меня подавленным и нервным.

— Иногда я чувствую что-то подобное после шоу, — кивая, отвечаю я.

Я вытряхиваю из пачки сигарету для Мии, ее рука все еще дрожит, так что я промахиваюсь зажигалкой мимо кончика сигареты. На секунду я задумываюсь о том, чтобы схватить ее за запястье, чтобы успокоить. Но не делаю этого. Я просто пытаюсь поймать сигарету до тех пор, пока ее кончик не вспыхивает и пламя не отражается в глазах Мии. Она вдыхает и выдыхает, немного покашливая.

— Я говорю не о концерте, Адам, — произносит она прежде, чем сделать еще одну затяжку. — Я говорю о тебе.

Искорки взрывом петарды наполняют мое тело. Просто успокойся, говорю я себе. Ты всего-навсего пугаешь ее, появившись вот так неожиданно. И все же мне льстит мысль, что я имею для Мии значение — пусть даже его хватает лишь на то, чтобы напугать ее.

Некоторое время мы курим в тишине. Потом я слышу какое-то урчание. Миа в смятении качает головой и смотрит на свой живот.

— Помнишь, как я раньше вела себя перед концертами?

В былые времена Миа слишком нервничала перед концертом, чтобы поесть, так что потом она обычно была дико голодна. И в те времена мы отправились бы отведать мексиканской еды в наше любимое местечко или совершили бы набег на придорожную забегаловку за картошкой фри с соусом и пирогом — для Мии это было идеалом еды.

— И когда ты в последний раз ела? — спрашиваю я.

Миа снова смотрит на меня и тушит свою наполовину выкуренную сигарету. Качает головой.

— Занкель Холл? Я не ела несколько дней. Мой желудок урчал на протяжении всего концерта. Я была уверена, что его слышат даже зрители в верхней галерее.

— Нет. Слышно было только твою виолончель.

— Это утешает. Пожалуй.

Мгновение мы стоим в тишине. Желудок Мии опять урчит.