Бессмертный избранный (СИ) - Андреевич София

Цилиолис оглядывается назад, словно боится, что Унна услышит, хотя дверца уже закрыта. Он похлопывает меня по плечу, снова смотрит туда, куда ушла девушка, вздыхает и забирается на козлы. Пора трогаться в путь.

— Отцу скажи… — он замолкает. — Скажи, что я люблю его и обязательно вернусь.

Цили больше не тратит времени. Дождавшись моего кивка, он трогает поводья, и тяжеловоз тянет повозку прочь так легко, словно она ничего не весит. Я провожаю их взглядом, пока они не скрываются из виду, потом поплотнее запахиваю на груди корс и захожу в дом.

Мне недолго приходится ждать вестей о них.

Все громче и громче, все яснее и яснее раздается в Асморанте голос, вещающий о чудесном ребенке, рожденном правительницей. Все ярче и ярче горит пламя слепых глаз Эзы, зажженное рукой Энефрет.

Мы слышим о маге, который едва умеет говорить, но уже творит чары, подвластные во времена до запрета разве что сильнейшим.

Мы узнаем о пустыне, которая зацвела в тот день, когда на белый песок ступила нога этого мага.

Жизнь в океане покоряется его голосу, звери Каменного водопада выходят навстречу из своих нор, чтобы поприветствовать Избранного, бездна Глиняной пустоши начинает петь в ответ на его зов.

Сидя в отцовском доме за шитьем, я слышу все это своим сердцем и улыбаюсь отцу, который так же горд своим внуком, как и я — своим сыном, хотя мне все еще странно осознавать, что все эти разговоры — о нем.

Два Цветения пролетают подобно каравану зимних птиц, оставляя за собой мертвые тела и опустевшие селения, в которые больше никто никогда не вернется.

Настигший Асморанту мор страшен, он проходит по Цветущей долине диким зверем, выгрызая гнилыми зубами целые деревни, обращая в бесплодные земли некогда плодородные края. Шин почти опустел, и новому фиуру, назначенному после смерти Асклакина, приходится просить владетеля о помощи. В Хазоире поля в то Цветение даже не засеяли — было некому вспахать, и они заросли сорняками. Голодные оборванные путники бредут в Асмору в надежде на кров, но когда мор приходит и туда, разбегаются прочь, как крысы из горящей избы.

В наш дом тоже приходит болезнь. Мои руки и лицо покрываются язвами, из которых сочится зеленая светящаяся — как шмису — вода. Мы выживаем только благодаря маминым запасам трав. Я обкладываю нас связками дивнотравья, в надежде, что хоть что-то подействует, засовываю ее в рукава Кмерлану, стараясь не прикасаться к его коже. И что-то на самом деле действует, и язвы становятся все меньше, а потом исчезают, оставив после себя круглые рябинки — напоминание о болезни, которое останется на теле до конца жизни.

К концу второго Цветения мы остаемся втроем. Работники разбегаются, кто куда, мертвая скотина лежит в хлевах, поедаемая шмису и невыносимо смердящая, так, что от запаха слезятся глаза. Пока мы с отцом болели, подох весь скот. Я беру лопату и копаю большую яму прямо за хлевом, и мы с отцом перетаскиваем, надрываясь, лошадей и свиней в эту яму, закладываем хворостом и поджигаем, слушая, как в яме пищат и лопаются зеленые черви. Кмерлан, слабый от голода, но здоровый, помогает нам.

Это страшное время. Многие отчаиваются, многие пытаются храбриться. В отцовский дом идут люди, они спрашивают меня о том, когда же появится Эза, когда же кончится эта череда накрывших Асморанту бед. Я прошу их ждать и надеяться, хоть с каждым днем надежды в людях все меньше.

Но и самих дней остается все меньше.

В последний чевьский круг Холодов я возвращаюсь в Асму, недавно потерявшую очередную свою син-фиру — жена Серпетиса умерла в первые же дни после прихода мора, родив хилого, слабого ребенка, который не прожил и черьского круга. Я хочу разрубить, наконец, узел, который связывает меня и Мланкина. Я хочу встретить своего взрослого сына, который вот-вот должен вернуться, чтобы провести в доме правителя последние дни перед тем, как покинуть его, уже навсегда.

Два Цветения ожидания и надежды прошли так медленно и так быстро.

Наконец все кончится. А может, только начнется?

53. МАГ

«116.1. И в день возвращения Его в родной край все зимние птицы слетелись к дому отца Его, чье имя останется неназванным в цветописи этой, чтобы восславить Его и коснуться Его света. Его отец вышел навстречу и глаза их встретились, и узнали друг друга, как узнает друг друга магия отца и сына.

1116.2. И вышла навстречу Его мать. Она была так же прекрасна, как в день, когда Он родился, и даже следы, которые оставила на ней болезнь, не заставили эту красоту померкнуть. Она обняла Его и долго плакала, и Эза обнимал ее и тоже плакал, и плакали зимние птицы, потому что весь мир грустил, когда Он грустил.

1116.3. И когда они разомкнули объятья свои, Эза взял мать Свою за руки и коснулся язв на ее руках поцелуями, и опустился перед ней на колени, обняв ее и прижавшись лицом к животу, что выносил Его, и вся язвы исчезли с его матери, и стала она здоровой.

1116.4. И вошли они в дом отца Его, и Уннатирь, звавшаяся Унныфирью, и Л’Афалия, именуемая акрай Бессмертного Избранного, плакали и обнимали брата Его, Кмерлана, который тоже плакал и говорил, что рад видеть их. И Эза остановился и улыбнулся ему, и тоже встал перед ним на колени, чтобы обнять и прижать к себе брата, сына Его матери.

1116.5. Был праздник. Вся Асма славила имя Эзы, когда вынес он на улицу большой стол и заставил его яствами, которые приготовила Его мать к возвращению Его, и люди, угощавшиеся яствами этими, выздоравливали уже в этот же день от болезней своих, и славили имя Эзы, и приходили к нему еще люди, и всех он угощал от щедрот своих, и каждый исцелялся и говорил о Нем.

1116.6. И Мланкин, правитель Цветущей долины, нисфиур Асморанты и отец брата Его, приказал раздавать еду всем, кто хочет и сколько хотят, и еда со стола Эзы не кончалась, сколько бы ее ни ели. За два дня накормил он десять сотен, за два следующих дня — еще десять сотен, и каждый поевший исцелялся и славил его.

…

1118.1. И через день Эза собрал Уннатирь, именуемую также Унныфирью, и цветописца своего, Цилиолиса, и отправился с ними в Шембучень, и осушил земли ее, чтобы вымерли все шмису, населяющие ее. И все шмису побежали в болото свое, спасаясь от великой силы Его, и остались там, потому как запретил Он им покидать место свое без веления Его.

1118.2. И все люди шли к Нему, и каждого Он исцелял, подавая лепешку и чашу вина, и говоря: «Будь здоров». Глаза Его светились белым светом, когда говорил Он.

1119.1. И еще через день Эза собрал Уннатирь, именуемую также Унныфирью, и цветописца своего, Цилиолиса, и отправился с ними в Шин шиниросский, где восстановил разрушенную стену и сделал ее еще крепче, чем была. И так же исцелял Он рукой и яствами, и так же народ славил Его дела.

1119.2. И прибежала к нему в Шине женщина, и стала кричать, браня Его, что не пришел Он вчера, когда дитя ее было живо и плакало в своей колыбели. Говорила она ему проклятья и плескала на него злостью своей, но Эза только смотрел на нее и молчал, и слезы текли по лицу Его. Подошел Он к женщине этой и взял ее за руки и просил прощения, потому что не смог спасти дитя Ее. И все плакали вместе с ней.

…

1125.1. И еще через день Эза собрал Уннатирь, именуемую также Унныфирью, и цветописца своего, Цилиолиса, и вернулся с ними в Асмору, где ждала мать Его. И просил он цветописца своего наутро встать пораньше, до восхода солнца, чтобы встретить с ним истинную ночь.

1125.2. И только цветописец знал о том, что свершится, и сердце его трепетало, и мука была в нем смертная.

1126.1. И стала истинная тьма.

1126.2. И затмила тьма солнце прежде, чем взошло оно, и подул ветер, и объял всех страх и ужас и потряс кости их.

1126.3. И раздался во тьме голос Его, из тысячи голосов сотканный, и засветились глаза старцев белым светом во тьме по всему миру, и сказал Он: Я — Эза.

1126.4. Я Бессмертный избранный. Я сын Энефрет и Матери моей.

1126.5. Я — тот, кто живет во тьме, но несет свет. Я тот, кто родился в смерти, но несет жизнь. Готовы ли вы признать Меня? Готовы ли вы принять Мою власть, дар и милость Мою?