Академия пурпурной розы (СИ) - Снегова Анна
В общем, предстоял грандиозный вечер. Стыдно было перед Эммой, но я обещала ей все-все рассказать, да и она меня заверила, что лучше проведет пару часов за книгой, чем в душной толпе. Короче говоря, совесть моя была абсолютно чиста.
И вечер был действительно чудесен.
Все испортил Олав Шеппард.
Я так мечтала о том, что мой первый танец на балу будет романтичным, запоминающимся, мечтала о блистательном кавалере с ослепительной улыбкой, который станет говорить мне комплименты и заставит почувствовать себя самой красивой и желанной барышней на свете…
Но предлога отказать, когда меня пригласил сын хозяина поместья, не нашлось — было бы слишком невежливо.
И мой первый танец на балу прошел в гробовом молчании. Мой кавалер просто на меня смотрел и все. Я пыталась шутить, как-то разрядить атмосферу — но Олав отвечал невпопад, а потом и вовсе замолчал. И просто смотрел — как будто никогда раньше не видел. Я боялась, дырку протрет. Смутилась совершенно и чувствовала себя так, будто в грудь насыпали угольков — не знала, куда взгляд девать.
Когда он попытался пригласить и на следующий, просто-напросто позорно сбежала, спряталась в другом конце бального зала. Меня приглашали другие кавалеры, но вечер был безнадежно испорчен — потому что с кем бы я ни танцевала, спиной чувствовала все тот же взгляд. И теперь сама отвечала невпопад, никак не могла собраться, наверняка показалась своим кавалерам ужасно недалекой и косноязычной девицей, а в завершение всех бед стала наступать им на ноги.
Всю дорогу домой я сидела в углу кареты, надувшись, и на папины расспросы о том, как прошел вечер, отвечала очень скупо.
— Мам, Олав Шеппард испортил мне весь праздник! Терпеть его не могу! — заявила я маме, стаскивая перчатки и в злости швыряя их вместе с веером в ближайшее кресло.
Папа с мамой переглянулись и ничего мне не ответили.
Но с тех пор мое наказание стало появляться в Замке ледяной розы намного чаще, не пропуская ни одного семейного праздника. По капризу судьбы родители тоже считали его почему-то чем-то вроде родственника и часто приглашали.
Прошло еще два года. Я привыкла к неуклюжим знакам внимания Олава, его постоянной утомительной заботе и к его упрямому взгляду, хотя не раз давала понять, что не разделяю его чувств. Да, разумеется, я в конце концов поняла, что он в меня просто-напросто втрескался по уши. Но я ведь не просила! Почему я должна отвечать любовью просто потому, что так надо? Потому, что кто-то решил, что мы идеальная пара?
Родные усиленно подливали масла в огонь. Когда бабушка ставила Олава в пример юноши с идеальными манерами. Когда мама при мне принималась его всячески нахваливать, словно я какая-то слепая и глухая и не замечаю в окружающих людях их очевидных достоинств. Даже папа намекал, что ничего не будет иметь против молодого Шеппарда, и если уж его любимой дочурке суждено когда-нибудь выпорхнуть из родительского гнезда, пусть бы лучше она попала в надежные и проверенные руки. Это бесило меня еще больше.
Ух, как же меня все это бесило! Я чувствовала себя так, будто меня усиленно загоняют в ловушку, тогда как все, чего мне хотелось — это свободно мечтать и представлять, что где-то там, за горизонтом, меня ждут приключения и любовь размером с солнце. Которая обрушится мне на голову внезапно, когда я не буду этого ждать, и заставит забыть обо всем на свете.
Олав Шеппард и его настойчивый взгляд казались цепями на моих ногах, которые не давали взлететь.
— Опять он приехал, — разочарованно протянула я как-то раз сестре, когда мы сидели в обеденном зале, и я увидела из окна, как на подъездную аллею выезжает знакомая карета с гербом Шеппардов. — Снова терпеть эти разговоры невпопад и мучительно придумывать ответные реплики.
— Джен, ты к нему несправедлива. Он очень тонкий и интересный собеседник. Это ты на него так влияешь. Олав просто смущается рядом с тобой. Дай ему шанс.
Я вспыхнула. Почему все вокруг, словно сговорившись, сватают меня и Шеппарда?
— Эмма, а давай лучше ты в него влюбишься?
Сестра подняла взгляд от книги.
— Чего это ты?
— Ну, просто вы же были бы идеальной парой! Оба таки спокойные, серьезные, все из себя положительные… и он бы наконец-то от меня отстал.
— Джен, ты говоришь чушь! — заявила сестра. — И вообще, какие мне могут быть влюбленности? Я и поцеловаться-то никогда не смогу, не то что…
Она резко захлопнула книгу и вышла, пряча взгляд.
Ну вот, и сестру обидела! А все этот Олав.
А потом был вечер в честь именин нашего младшего брата.
И я сказала те грубые слова, а он услышал. О том, что он «слишком обыкновенный» для меня. А он развернулся и ушел прежде, чем я успела догнать и сказать, что не хотела его обидеть. Мне оставалось только смотреть на сиротливо стоящий на столе бокал воды, который он принес, потому что просто услышал краем уха, что меня мучила жажда.
В этот момент я впервые начала о чем-то смутно догадываться.
Но долго не хотела верить — даже когда мама сказала мне, что ты узнаешь, что любишь человека, по той пустоте внутри, невосполнимой пустоте, которая остается, когда он уходит.
Мы с Эммой поступили в Академию пурпурной розы. Это были удивительные дни — наполненные надеждой, радостным предвкушением, ожиданием начала новой жизни… Мне все казалось, что вот-вот, и все ожидания, все мои мечты сбудутся. О развитии собственного магического дара, о какой-нибудь случайной встрече…
А потом выяснилось, что я ни о чем не могу думать. Вообще ни о чем. Кроме того, что Олав, оказывается, тоже здесь преподает — но не желает меня больше видеть. И вообще, судя по всему, согласился работать в Академии пурпурной розы только потому, что думал, что меня здесь не будет. Мне же разрешили в самый последний момент! Это почему-то обижало сильнее всего.
Даже проблемы с магией и то, что меня определили на позорный Безмагический факультет, отступили на второй план. Я решила, что мне просто надо извиниться перед Олавом как следует, и тогда голос совести замолчит, а я смогу нормально учиться, дышать и радоваться жизни.
Но он даже не хотел меня слушать. Вел себя как с чужой. Отстраненно и холодно. И отводил взгляд, когда я подошла. Это было так непривычно, что я совершенно растерялась.
И вдруг поняла, что готова отдать что угодно, лишь бы он снова посмотрел на меня. Как раньше. Но он не смотрел.
Я снова на него разозлилась. И решила, что если я ему больше не нужна, тем лучше. Это ведь то, чего я так долго хотела? Чтобы он оставил меня в покое. Значит, теперь все будет замечательно.
Но ничего не было замечательно. Я с ужасом осознавала, что на занятиях считаю минуты до его лекций. И теперь уже я на него смотрю и не могу никак перестать.
Потому что вдруг стала замечать то, чего не замечала раньше.
Однажды, когда меня дико рассердили какие-то болтушки по соседству, которые распинались на тему того, какой душка у нас преподаватель анимагии, я решила попробовать понять, что они в нем все находят. Это же все тот же Олав! Мой простой и привычный, как домашние тапочки, друг детства.
Я подперла кулаком щеку и стала его рассматривать.
Правильные черты лица — пожалуй, их можно назвать аристократическими, хотя и слегка простоватыми. Светлые волосы немного отрасли, такая прическа ему идет больше. Высокий он, конечно, это плюс. Не такой широкоплечий качок, как Эмкин Морвин — но мне такие никогда и не нравились. Чтоб потом девок веником отгонять, которые на каждом шагу будут пол слюнями заливать? Ну уж нет, спасибо!
Хотя на Олава тоже смотрят. Еще как смотрят. Вот только он никого не замечает, и я ни разу не видела, чтоб он кому-то хотя бы улыбнулся. Вообще хмурый какой-то. Больше обычного.
