Я тебя придумала - Анна Шнайдер
В глазах брата я видела боль. Он переживал за меня. И я почему-то вспомнила, как лежала в больнице спустя неделю после его смерти. Уткнулась в подушку и шептала: «Олежка… вернись, Олежка… вернись, Олежка…» Я шептала эти слова целыми сутками, как мантру, отказываясь от еды и воды.
Неужели он был рядом? Неужели он слышал?
— Лиша… — прошептал Рым, крепко держа меня за руки. — Я понимаю, тебе трудно, но надо решиться. Иначе получится, что всё было зря. Я понимаю — это слишком много для тебя одной, но потерпи ещё чуточку, совсем скоро всё закончится. Не думай об Эдигоре и Ленни — это их путь и выбор, думай только о себе…
— А о тебе? — спросила я, улыбнувшись сквозь слёзы. — О тебе мне нужно думать?
Рым рассмеялся.
— Я мог бы ответить «нет», но знаю ведь, что ты всё равно будешь думать, потому что не можешь иначе. Но это не страшно, мне кажется. Я тоже не могу не думать о тебе. Лиша, ты — моя жизнь.
«И твоя смерть», — подумала я, но вслух сказала:
— А ты — моя.
Брат улыбнулся, обнял меня и, погладив по голове большой зелёной ладонью, осторожно заметил:
— Кстати, ты так и не рассказала, что нужно проделать, чтобы разбудить Игоря.
— Ничего особенного, — вздохнула я и объяснила всё Рыму.
— Так просто, — изумился брат.
— А ты думал, мне для этого понадобится сложное уравнение рассчитать?
— А… — Рым замялся. — Ты не можешь разбудить его сейчас, пока Ленни ещё жива?
Я улыбнулась. Да, ему тоже жаль маленькую Тень, как и мне. Но, увы, в этой ситуации со всех сторон тупики.
Я уже открыла рот, собираясь ответить на вопрос брата, как рядом послышался тихий голос Ленни.
— Может. Но тогда Эллейн и Ибор убьют Дориану и Интамара. И, возможно, Аравейна.
Как давно девочка стояла здесь, у окна, возле тяжёлых бордовых штор, я не знала. И теперь, обернувшись, наблюдала, как она медленно приближается к нам, грустная и серьёзная.
— Тебя тоже, — сказала я, ободряюще улыбнувшись ей. — Так что эта затея всё равно не имеет смысла.
Ленни кивнула и села рядом с нами.
— Буди его смело, как только закроется Источник. Ни к чему тебе слишком долго оставаться в Эрамире. Вейн будет очень слаб и не сможет защитить тебя, поэтому не мешкай, Линн.
— Я постараюсь, — ответила я, отводя глаза.
Некоторое время мы сидели молча, а потом Рым, вздохнув, встал с кровати.
— Я пойду. Обещал Тору сходить с ним в город, в лавку к мастеру Дарту, он хотел нас познакомить. Завтра уже времени не будет, а потом, как я понимаю, уже не будет меня самого, — усмехнулся брат. — Отпустишь?
— Конечно, — я кивнула, и Рым, напоследок ещё раз обняв меня, вышел из комнаты.
Когда брат закрыл за собой дверь, я посмотрела в окно. Над Лианором опускались сумерки. Наверное, на улице хорошо, прохладно… А здесь темно, тихо и очень грустно.
— Не хочешь полетать? — вдруг спросила Ленни, и я, обернувшись, наткнулась на её лёгкую улыбку.
— Полетать? — переспросила, недоумевая. Девочка кивнула.
— Да, полетать.
— Ты думаешь, сейчас подходящее время?..
Улыбка исчезла с её губ.
— Другого времени не будет. Давай, соглашайся.
У меня не было настроения даже просто вставать с постели, но я тем не менее кивнула.
— Раздеваться?
— Нет, — покачала головой Ленни. — Я уже не в первый раз проделываю этот фокус, так что смогу превратить тебя вместе с одеждой.
Маленьким ножом для бумаг, лежавшим на столе неподалёку, она порезала себе левую ладонь и, окунув в кровь указательный палец правой руки, вывела на моём лбу руну Превращений.
— Пойдём на балкон. Нехорошо ломать императору стёкла в окнах, если мы превратимся в птиц прямо в комнате.
На этот раз боли почти не было. Только жар во всём теле, но ощущения, что я горю, не появилось. Энергия Ленни наполнила меня быстро, за пару мгновений, словно ждала этого момента уже давно. Руки стали крыльями, и я, почувствовав в сердце какой-то бешеный восторг, взмыла в небо.
Мыслей не было. Остались только чувства, ощущения, эмоции. Ликование, жажда, упоение, радость, счастье… Ветер подхватывал меня и нёс над городом, всё дальше и дальше в лес, над темнеющими деревьями…
Я слышала только смех Ленни. Больше ничего не было, только её смех. Она летела рядом, иногда касаясь меня крыльями, и смеялась так упоительно, что мне тоже захотелось расхохотаться.
«Догоняй!» — воскликнула Ленни, вдруг рванув вверх.
«Ну, держись!»
Она, смеясь, летела всё выше и выше в небо. Закат давно догорел, и над нами не было ничего, кроме обжигающей черноты и маленьких ярких точек — звёзд. Тёплый воздух хлестал меня по щекам, лицу, рукам. Хотя разве у меня были руки? Нет, только крылья.
Я была одновременно и птицей — большой, смелой, умеющей летать, — и маленькой Линн, которой последние десять лет было очень страшно жить.
Ветер выдувал из меня этот страх, вселял в сердце надежду и спокойствие.
Рывок, ещё рывок. Я всё-таки догнала её, оказалась быстрее. Обняла крыльями, как руками, и вместе с ней упала вниз, смеясь так громко, насколько это было возможно.
Мы барахтались в воздухе, как две неуклюжие вороны, со свистом рассекая пространство, приближаясь к земле с каждой секундой всё ближе и ближе. Шелест
