Лиза Смит - Возвращение: Наступление ночи (пер. Lidenn Husid)
– Она защищается, – согласилась Мередит. – Но думаю, что ей стоило бы показать свою благодарность. В конце концов, мы спасли и сохранили ее жизнь, всего неделю назад.
Нет, было что- то большее во всем этом, думала Бонни. Ее интуиция подсказывала, что возможно, случилось нечто перед тем, как они спасти Кэролайн. Но маленькой ведьме было настолько обидно за Елену, что она отмахнулась от нытья своего внутреннего голоса.
– Почему кто-то должен ей доверять? – парировала Бонни. Она бросила быстрый взгляд через плечо. Елена, несомненно, собиралась «узнать» Мэтта, и он выглядел так, будто с минуту на минуту готов был рухнуть в обморок. – Кэролайн красивая, кто бы спорил, но это все. Она и одного слова не может сказать, чтобы не оскорбить кого-нибудь. Она постоянно ведет грязные игры… и… и я понимаю, что мы сами неоднократно занимались тем же,… но она всегда ставит целью выставить других в плохом свете. Конечно, она может заполучить чуть ли не любого парня, – внезапно ее охватила тревога, и она стала говорить громче, чтобы прогнать это чувство, – но если ты девушка, то она просто пара длинных ног и большая…
Бонни остановилась, потому что Мередит и Стефан замерли с одинаковым выражением на лицах «О Боже, только не снова».
– А еще она имеет хороший слух, – раздался трясущийся угрожающий голос позади Бонни. Сердце ведьмы подпрыгнуло к горлу.
Вот что получается, когда игнорируешь предчувствия.
– Кэролайн… – Мередит и Стефан старались ради «защиты от повреждений», но было слишком поздно. Кэролайн вышагивала своими длинными ногами так, словно не хотела касаться ногами пола в комнате Стефана. Странно, однако, она несла свои высокие каблуки в руках.
– Я вернулась, чтобы забрать свои очки, – сказала она, по-прежнему дрожащим голосом. – И вот услышала что так называемые «друзья» думают обо мне.
– Нет, не так – красноречиво начала Мередит, поскольку Бонни была ошеломлена и не могла произнести не звука. – Ты всего лишь услышала некоторых очень сердитых людей, которые выпускают пар, после твоих оскорблений.
– Кроме того, – вдруг Бонни удалось заговорить снова, – признайся Кэролайн, ты надеялась услышать что-нибудь. Вот почему ты сняла обувь. Ты стояла прямо под дверью и подслушивала, разве не так?
Стефан закрыл глаза. – Это моя вина. Я должен был…
– Нет, не должен,- сказала ему Мередит, и для Кэролайн она добавила: – И если ты сможешь сказать мне, что хоть одно слово, из тех которые мы высказали – неправда, или преувеличение – за исключением, возможно, того что сказала Бонни, но Бонни это… просто Бонни. Во всяком случае, если ты сможешь указать хотя бы на одно неправдивое слово из сказанных нами, тогда я принесу извинения.
Кэролайн не слышала. Она вся дрожала. Ее красивое лицо, стало темно-красного цвета, и перекосилось от ярости.
– Ох, вы по очереди, будете просить моего прощения, – сказала она, указывая пальцем на каждого из них. – Вам действительно будет жаль. И если ты попробуешь использовать на мне это… эту штуку, типа вампирское колдовство, – сказала она Стефану, – у меня есть друзья,… настоящие друзья… которые захотят узнать об этом.
– Кэролайн, только сегодня днем ты подписала контракт…
– О, кто предоставляет проклятие?
Стефан встал. Было темно внутри небольшой комнаты с пыльным окном, его тень упала перед ним от прикроватной лампы. Бонни проследила за ней взглядом и ткнула Мередит в бок, волосы на ее руке и шее буквально звенели. Тень была темная и на удивление длинная. А тень Кэролайн была слабой, прозрачной и короткой имитацией весьма реальной тени Стефана.
Предгрозовое ощущение вернулась. Бонни вся тряслась, будто нырнула в ледяную воду, и не могла остановить дрожь, как не старалась. Холод проникал в ее кости, разрывая слои тепла в них, и проникая все глубже, подобно жадному зверю. Она начинала трястись еще сильнее…
Что- то происходило с Кэролайн в темноте,… что-то исходило от нее… или шло к ней,… а может и то и другое одновременно. В любом случае, все это творилось вокруг нее, и вокруг Бонни. Напряжение было настолько густым, что ведьма почувствовала удушье, ее сердце начало бешено колотиться. Рядом с ней, Мередит… практически всегда уравновешенную Мередит… колотило от тревоги.
– Что…? – шепотом начала она.
Вдруг что-то, проплясало в темноте, и дверь в комнату Стефана захлопнулась… лампа, обычная электрическая, взорвалась,… древняя ролетная штора над окном с грохотом упала во внезапно погрузившуюся в темноту комнату.
Кэролайн закричала. Это был ужасный сырой звук, так может кричать только человек, с которого живьем сдирают мясо, и вырывают позвоночник через горло.
Бонни тоже кричала. Она ничего не могла с собой поделать. Однако, ее крик был слишком задыхающимся и слишком слабым, словно эхо крика Кэролайн. Слава Богу, Форбс кричала не долго. Бонни смогла подавить следующую волну ора в собственном горле, даже когда ее трясло, как никогда. Мередит крепко обхватила ее руками, но потом, так как тьма и тишина не отступали, и дрожь Бонни продолжалась, Мередит встала и безжалостно передала ее Мэтту, который оказался удивленным и смущенным, но неуклюже попытался держать девушку.
– Это не та темнота, к которой глаза смогут привыкнуть, – сказал он. Голос парня был скрипучим, словно у него пересохло в горле. Но это было лучшее, что он мог сказать, потому что из всех опасных и жутких вещей в мире, больше всего Бонни боялась именно темноты. Было там что-то, что могла видеть только она. Несмотря на ужасную дрожь, ей удалось удержаться на ногах с его помощью, и вдохнуть. Затем она услышала, как вздохнул Мэтт.
Елена сияла. Но это не все. Свет простирался позади и по обе стороны от нее в паре того, что было прекрасным по определению, и, несомненно, это были… крылья.
– У нее е-есть к-крылья, – прошептала Бонни, заикаясь скорее от тряски, чем от страха или благоговения. Мэтт вцепился в нее, как ребенок, и не смог ничего ответить.
Крылья двигались вместе с дыханием Елены. Она уверенно парила в воздухе, одна рука выставлена вперед с расставленными пальцами в отрицательном жесте.
Девушка заговорила. Это был язык, который Бонни никогда прежде не слышала, она даже сомневалась, что он вообще используется на Земле. Слова были острыми, тонкими, как расколотый на множество осколков кристалл, которые падали откуда-то свысока.
Форма слов почти имела смысл, в голове Бонни, ведь ее собственные психические способности подхлестывала огромная Сила Елены. Эта была Сила, стоящая высоко над тьмой в противостоянии, и сметала ее в сторону, заставляя «нечто» в темноте убраться, прежде чем оно выпустило когти во всех направлениях. Острые как лед слова следовали за ним попятам, теперь уже освободительные…
