Елена Нестерова - Рай?! или Из жизни обычных волшебников
– Как вас зовут?
– Мария Петровна. Маша. Вы можете звать меня Машей. Так лучше будет.
Она взяла мою руку в свою и прижала к себе.
– Хорошо, я буду звать вас Маша, а меня вы можете называть…
Я замолчала. Мне хотелось назвать ей своё имя, но я забыла его. Как это могло случиться? Я помнила всё, до мелочей. Всю свою жизнь до сего дня, но не помнила, как меня зовут. Это потрясло меня невероятно. Я начала перебирать в уме все известные женские имена, но ни одно из них не было моим. Я это точно знала, потому как, называя каждое из них, я чувствовала холод.
– Так как вас зовут?
Маше не терпелось познакомиться со мной, а я молчала, как в рот воды набравши.
Потерять имя… Это равносильно тому, как потерять свою жизнь, свои воспоминания, своё лицо, в конце концов.
А может быть, я Сол? Та странная Сол из моего романа. Может, именно поэтому я не могу вспомнить своё настоящее имя, потому что я теперь – Сол!
– Меня зовут Сол! – сказала я Маше, и словно камень с души свалился… Пусть будет так. Ведь должна же она меня как-то называть.
Мне совсем не хотелось, чтобы люди кричали мне вслед «Эй, как там тебя зовут, иди сюда…» А Сол – хорошее имя! Необычное, но красивое.
Теперь настало время расспросить Машу о её прошлом. Я надеялась, что она не будет плакать и всё же расскажет мне, что случилось с её сыном. Она помялась слегка и начала свой рассказ.
Оказывается, она была в нашем городишке проездом, приезжала навестить свою двоюродную сестру, у которой месяц назад родился сынок Никитка. Маша жила в Новомосковске, работала в местной радиостанции, ведущей, а сын её, Вениамин, учился в одиннадцатом классе и собирался стать актёром.
Передача «Последние романтики» не была слишком популярна у радиослушателей, и её несколько раз закрывали, и Маша по месяцу сидела без работы, а потом её возвращали в эфир по просьбам телезрителей. Пусть их было – на пальцах перечесть, но видимо романтики были самыми упорными людьми и каждый раз они добивались своего.
Честно говоря, глядя на эту женщину сейчас, я никогда бы не подумала, что она окончила факультет журналистики и вела программу на радио. Скорее она походила на забитую мужем домохозяйку, рыдающую над бесконечными сериалами и своей несостоявшейся жизнью.
И это вполне объяснимо. Горе разрушает нас, не оставляя камня на камне в нашей душе, и, чтобы вновь обрести себя, нужна помощь близких. И я пришла, чтобы помочь ей, да и себе тоже, ведь одиночество подобно горю. Меньше всего я хотела становиться Робинзоном в своём выдуманном мире.
Итак, вернёмся к её рассказу. Они приехали в наш город в самое неподходящее время для таких путешествий. Просидев несколько дней в квартире, гости нашего захолустья всё же рискнули и вышли на улицу слегка погулять по городу, но не прошло и пятнадцати минут, как сильный ветер погнал их к домику на окраине города. Маша бежала по дороге, а Вениамин пытался сопротивляться и со всего маху ударился головой о дерево. Маша пыталась дотащить его к дому, но перед самым крыльцом он упал… Из его груди раздался страшный стон, он вздохнул последний раз, вздрогнул и умер.
Бедная женщина едва не умерла от горя вслед за сыном, но дверь открылась, и её поманили в дом. И у неё не было сил отказаться, и она бросила тело сына и пошла на зов.
Я помнила, что сама была в такой же ситуации. Когда меня пригласили в дом, я ведь тоже была словно под гипнозом и тупо вошла в эту западню. Я спрашивала себя, что выдающегося Они, устроители этого выборочного спасения, нашли во мне, в этой женщине и во всех остальных, с виду не слишком интересных персонах, которые были в той комнате?
Вопрос без ответа. Странно ощущать себя избранной, когда планета погребена под толщей воды.
Я рассказала Маше то, что узнала об этом мире, и о том, что случилось с Землёй.
– Значит, конец света всё же наступил?
– Вероятней всего, да!
– Но, тогда, где мы?
– Вот этого я не знаю, но пока мы живы у нас есть шанс узнать это.
Я встала и начала исследовать стены этого убогого жилища. Они все были в дырках, но теперь, когда в сарае стало достаточно светло, на стене у лавочки можно было различить часы с кукушкой, которые не ходили, и фотографию того юноши, которого я видела на газоне…
Мёртвый мальчик смотрел с фотографии большими карими глазами, почти живыми, на это её фантазии хватило с избытком. А часы она остановила в то время, когда её сын испустил последний вздох…
Я поспешила увести её отсюда, но она попросила взять фотографию, и я не стала ей мешать, а вдруг создать такую же в моём мире не удастся?
Мы вышли из сарая и пошли в сторону скалы, с которой я свалилась…
Устроители этого загончика видимо очень спешили, отделяя его от моего Рая, и здесь я обнаружила небольшую щель между скалой и моим миром. Я сбегала в сарай, отодрала от стены доску потолще и…
Как оказалось, эта доска была не из дерева, а из какого-то металла, искусно имитирующего дерево, и, вставив доску в щель, я начала расширять её, пока она не стала достаточно широкой для того, чтобы мы могли пролезть в неё.
Вот почему и в этом мире действовали мои фантазии, потому что в стене была брешь, и магия моего мира проникала и сюда.
В моём Раю наступил вечер, я повела Машу в дом и уложила её спать в гостиной, а сама побежала в кабинет и, увидев заветную стопку бумаг, бросилась писать новую главу романа.
Глава 4. Хроники любвиИногда обычные люди похожи на настоящих волшебников, а волшебники – на самых обычных людей. Разница лишь в том, во что ты веришь.
Она собирала чёрные перышки в серебряную коробочку и плакала. Самые большие перья она прижимала к губам и целовала их прежде чем опустить в шкатулку, а мелкие, пушистые, теребила указательным пальцем, проводя длинным ноготком у серого основания пера, и тоже клала их в шкатулку.
Её слёзы текли из глаз и падали на перья. Но те не намокали, а лишь покрывались серебряным налётом и застывали. Через час её трудов шкатулка была доверху заполнена серебром высшей пробы.
– Милый! Ну, вот и всё. И стоило из-за этого прилетать?
Она легла на кровать, словно младенец, поджала под себя ноги, обхватила плечи руками и начала вспоминать.
Феи любви так часто дарят это чувство окружающим, что когда оно приходит к ним, они это понимают не сразу. Оттого, что оно заполняет их целиком и полностью, до самого верха.
Так было и с ней. Ей казалось, что оно, это чувство, жило в ней вечно, ну, ровно столько, сколько она себя помнит. А помнит она себя очень, очень давно. И в этой жизни, и во всех предыдущих. И в каждой из них он приходил к ней и забирал её сердце, и так множество раз.