Все проклятые сны - Паула Гальего
— Мне тоже. — Я сделала вдох и попыталась избавиться от того кислого, тяжелого и мутного чувства, которое в последнее время лишало меня сна. Я не могла отменить того, что сделал Алекс Алии, но могла решить, как с этим справиться. — Я хотела бы, чтобы это был ты.
Он тоже глубоко вдохнул. Посмотрел мне в глаза. — Что он тебе сказал?
Я облизнула внезапно пересохшие губы. — Ничего особенного. Сказал, что ему нравится быть со мной. — Я пожала плечами. — Он просто был милым.
Он отбросил волосы назад и впервые с тех пор, как я его остановила, изобразил нечто похожее на улыбку. Думаю, он тоже пытался избавиться от ярости, которая, должно быть, сопровождала его последние дни.
— Да, ну… Полагаю, я не был кандидатом на звание короля дружелюбия.
Я немного посмеялась, расслабившись. — Мне нравится, какой ты, Алекс. Ты мне нравишься улыбающимся, и ты мне нравишься ворчливым… и ты мне нравишься еще больше, если твое плохое настроение вызвано мной.
Он рассмеялся.
Мы смотрели друг на друга. Уже давно стемнело, и единственными огнями, освещавшими дорогу, были те, что горели в хижинах. Вдали золотые отблески городка казались звездами.
— Ты мне тоже нравишься. — Он покраснел. — Прости, что не сказал тебе этого раньше. — Он сделал паузу, серьезную, долгую, такую долгую, что я подумала, разговор окончен. — Значит… когда ты поцеловала Алекса Алии, ты думала, что это я?
Я кивнула. Видела, как он сглотнул.
— Ты бы захотела меня поцеловать, если бы я сказал тебе?..
— Если бы ты был искренен, да, Алекс. — Я поняла, что хождения вокруг да около могут затянуться, если мы продолжим в том же духе. — Я хочу тебя поцеловать, — призналась я.
Он этого не ожидал. Не ожидал, потому что я видела, как он набрал воздух, внезапно выпрямился и заколебался, гадая, приблизиться ему или отступить.
У него вырвался нервный смешок. — Хорошо, — ответил он, полностью сбитый с толку. — Тогда, полагаю, что…
Он не закончил. Не думаю, что он сам до конца понимал, что собирается делать. Он прижал ладонь к моей щеке, наклонился ко мне, и я увидела, как он закрыл глаза, прежде чем закрыть свои, растаять от прикосновения его пальцев к моей щеке и тепла его дыхания на моих губах.
И тогда что-то взорвалось. Тот поцелуй был другим во всех отношениях.
Я так и не узнала, было ли это плодом идеализации или бессилия, которое я всё еще чувствовала в груди при мысли, что кто-то так меня обманул, но тот поцелуй был лучше.
Было что-то еще, чего не было раньше, и мне это понравилось.
Я знала, что не забуду тот поцелуй, который у меня украли, что часть меня всегда будет помнить его, потому что в этом поступке крылась подлость, которую невозможно забыть; но в тот момент имел значение только Алекс, мой Алекс, и его руки, осторожно обнимающие моё лицо, его губы, просящие разрешения, его язык, ласкающий мой.
Глава 6
Было время, когда я любила жизнь, которую вела в Ордене. По крайней мере, я любила то, что она мне давала: откровения на рассвете с Элианом, легкий смех Леона, робкие поцелуи Алекса.
Так было проще не думать о том, что родители бросили нас или умерли, о ядах, которыми мы травили свои тела каждый день, или о неопределенном будущем, где мы навсегда забудем любой след нашей человечности.
С Алексом я познала опыт первой любви: робкие ласки, украденные поцелуи, неудержимое желание… Мы двигались очень быстро. Теперь я думаю, мы хотели сохранить каждое мгновение, принадлежавшее нам, прежде чем наша судьба станет полностью принадлежать другим.
И я наслаждалась каждым разом, даже самым неуклюжим или неловким, потому что они были моими, были нашими. Жить в одной хижине было преимуществом. Леон и Элиан ненавидели это всей душой. А я была счастлива.
На несколько сезонов я забыла, что это ужасно опасно, ведь тот, кто любит, в итоге проигрывает.
Мне вот-вот должно было исполниться восемнадцать, и к тому времени нас осталось только пятнадцать из двадцати одной кандидатки. Двоих отсеяли, потому что они выросли не так сильно, как ожидалось, а одну — за то, что была слишком высокой. Мира умерла от истощения, еще одну исключили за то, что она потеряла недостаточно веса, показав отсутствие преданности делу. Другой пришлось покинуть программу из-за шрамов, оставшихся после драки. Та, что их нанесла, осталась в Ордене после наказания, не оставившего физических следов. А Тауни умерла от яда.
Мы были на уроке Грима, который я также делила с Элианом, когда крик возвестил о начале нового испытания, которое предстояло преодолеть.
Мы увидели её двумя рядами ниже, чуть правее. Это была одна из моих, одна из Лир. Она встала, закричала, и все, кто сидел выше, смогли увидеть её руку. Сначала я не поняла. Мы все практиковались в имитации ран, ожогов, ужасных увечий… Поэтому мне потребовалось время, чтобы осознать: то, что было у неё на руке, не было гримом.
— Клянусь всеми Воронами, — прошептала я потрясенно.
Девушка кричала, кричала так сильно, что у меня в животе всё сжалось. Это был крик бессилия, ярости, боли… Кто-то рядом дал ей воды, чтобы промыть рану, похожую на химический ожог, но она закричала лишь громче. А потом бросилась бежать.
Элиан встал вместе со мной, возможно, по инерции, возможно, чтобы положить руку мне на плечо. — Уходим. — Что? — прошептала я. — Зачем? — Потому что кто-то сделал это с ней.
Его голубые глаза сказали мне всё, что нужно было знать: я должна бежать, должна быть готова.
Мы покинули класс вместе, как и в день моего экзамена по Ядам и Токсинам. Вышли в коридор одновременно с несколькими Лирами. Элиан схватил меня за руку, когда я не знала, куда свернуть. Мы пересекли коридор и вышли на галерею с арками, окаймлявшую школу.
Спокойствие, царившее снаружи, безмятежность, с которой прогуливались другие ученики, тихий шелест ветра, звук далекого фонтана… усиливали ощущение нереальности.
— Они придут за тобой, — сказал он, как только мы начали удаляться от школы. — Когда узнают, что случилось, когда узнают, кто был в классе…
Это не выглядело как несчастный случай. Могло бы быть им, но если нет… Да. Они придут за мной. Придут за всеми нами. Любой ученик мог подменить грим, который она использовала, но только у Лир был мотив сделать это.
— Я не могу спрятаться, — сказала я ему, резко останавливаясь. — Не могу скрыться.
