Мария Захарова - Черта: прогулка по грани
Гоняя по тарелке зеленый горошек, Тамара слушала разговор мужчин. В силу своей неадекватной реакции на Березина, девушка решила по мере возможности не встревать в обсуждение. Конечно, от прямых вопросов ей было не отвертеться, но Мара надеялась, что их количество сведется к минимуму. На данный момент разговор перешел непосредственно к заказу, а это уже не в ее компетенции. Единственное, к чему Тамара постоянно прислушивалась — это модуляция голоса Корягина, готовая в случае необходимости вмешаться, чтобы не дать Семенычу сорвать сделку. Ее заключение почему-то казалось Маре совершенно необходимым, даже не смотря на неоднозначное поведение директора "Трейд-лимитед".
— Сноб! — пронзительный женский возглас, и последовавший за ним звук разбившегося стекла заставили мужчин замолчать, а Тамару оторваться от созерцания тарелки.
В недоумении девушка обвела взглядом открывающуюся взору часть зала и, не увидев ничего сверхъестественного, посмотрела на мужчин, сидящих напротив. Все трое наблюдали за тем, что происходило за ее спиной с нескрываемым любопытством, как, впрочем, и остальные посетители ресторана.
— Лжец и лицемер! — язвительная взбешенность в голосе говорящей выдавала клокочущую в девушке ярость. — Как спать в моей постели, так хороша, а как… — брюнетка задохнулась, так и не закончив фразу, и смела со стола тарелку, которая с грохотом полетела на пол, оставив на месте приземления замысловатый узор из осколков и бывшего содержимого.
Тамара даже зажмурилась на мгновенье, убеждая себя, что скандал ей не мерещится. Впервые в жизни она стала свидетельницей прилюдной разборки такого масштаба, и уж тем более не ожидала ее увидеть в месте подобном этому.
Взгляды жадных до сцен любопытных сосредоточились на повздорившей паре. Мужчины поедали глазами девушку, а женщины наблюдали за парнем, что отирал капли шампанского с лица.
— Только и умеешь, что выставляться напоказ! Тоже мне… Буратино! — продолжала возмущаться брюнетка, а Тамара не могла оторвать глаз от короткой юбки скандалистки, обтягивающей ее шикарные формы.
Когда нарушительница спокойствия, хлопнув по столу, наклонилась чтобы поднять упавшую по стул сумку, все желающее смогли обозреть полоску кружевных шортиков скрывающихся под тканью юбки и загорелую кожу ягодиц.
— Пошел ты! — бросила на прощанье брюнетка и, окинув парня уничижающим взглядом, направилась к выходу.
Ошарашенная Тамара успела оценить шикарный бюст, раскованность походки, а потом встретилась взглядом с оставшимся за столом мужчиной, и это был своеобразный удар по дых.
8
Бумажный стаканчик с веселой желтой рожицей на боку жалобно скрипел пока превращался в бесформенный комок, который затем был отправлен в урну одним метким броском.
— Ну и какого хрена ты творишь? Совсем съехал?
— А что такое? — он довольно потянулся, нежась на солнышке. — Тебе что кола не понравилась?
— Причем здесь кола?
— Еще по одной? Спрайт?
В его руках появились два стаканчика с шипящей жидкостью, притаившейся под белой крышкой с прорезью для трубочки, которые также внезапно соизволили занять положенные места. На скамье между ними организовался бумажный пакет, аккуратно скрученный сверху чьей-то заботливо рукой, еще теплый, хранящий в себе быстро-питательный деликатес.
— Держи. Вкусно же.
— Много пешек, — возмутился собеседник, но напиток принял.
— А что, были ограничения?
— Нет, но…
— Что "но"? — он с удовольствием отхлебнул содовой, беззаботно оглядывая прогуливающихся по парку людей. — Смотри какие. Прям как мы с тобой! — мужчина указал на соседнюю лавочку, где устроились два молодых человека, причем один нежно перебирал пальцы другого, что-то шепча на ухо.
— Ты уже троих включил, — посетовал собеседник, проигнорировав намек на любовников, сидящих напротив.
— И?
— Жирно не будет?
— Ой, ну чего ты бесишься? Я что, мешаю тебе расширяться?
— Нет, но…
— Но, но… У тебя сплошные "но". Самому не надоело? Вечно плачешься!
— Я не плачусь!
— Ага, хныкаешь только, как новорожденный.
— Хватит язвить.
— Я… Да ни в жизнь! — он даже верхний клык подцепил ногтем большого пальца, словно принес нерушимую клятву правдивости.
— Клоун.
— Уж лучше клоун, чем нытик.
— Ох, и достали меня твои шуточки, — пожаловался один, чтобы получить в ответ широкую улыбку другого.
— А меня твой вечный пессимистичный настрой. Что ты право, радоваться надо. Видишь, птички.
Сменив стакан на краюху хлеба, он принялся подкармливать голубей, шатающих по тротуару в поисках человеческой подачки.
— Про ворон забыл, — недовольно буркнул собеседник.
— Ладно, сколько?
— Ты уже исчерпал.
— Чё, только по три?
— Достаточно, на мой взгляд.
— Жадина.
— Тоже мне, нашелся "широкая" душа. На своих-то не ставишь.
— А что мои? — он округлил глаза. — На моих неинтересно.
— Это тебе неинтересно.
— А-а-а, хочешь в крылатиков заделать. Обелить? Давай, попробуй, мне не жалко.
— Так уж и не жалко?
— А что? Одним меньше, одним больше — фигня.
— Как мы заговорили! Что-то раньше я не наблюдал подобной щедрости.
— Может смотрел не в ту сторону? — он изобразил глаза навыкате и вечную "ухмылочку Гуимплена".
— Точно клоун, — фыркнул смотрящий, стараясь подавить улыбку.
— А то! Комедиант!
— Это не новость, — пробормотал оппонент, пристально разглядывая парочку, устроившуюся в тени деревьев.
Молодой человек, прислонившийся к шершавому рельефу коры, и девушка, прикорнувшая в его объятьях. Искрящееся сияние подруги, вгрызающееся в темную ауру обнимающего, прокладывало светлые дорожки к сердцу парня, и это заставляло его расплыться в умилении.
— Глянь, — он подергал сидящего рядом за рукав, привлекая внимание, — как красиво.
— Хм… — прозвучало недовольно.
— Жмотишься? — он рассмеялся, отчего голуби замерли на мгновенье, а затем, расправив крылья, устремились в небо, устроив фееричное представление с купанием в воздушных потоках.
— Язва, — сквозь зубы рыкнул сосед, скрестив руки на груди.
— А ты говоришь… "больше — меньше".
— Тебя что, не учили, что хвастаться нехорошо?
— Как же, — они обменялись взглядами, — с таким учителем как ты — забудешь.
— Все! Не по теме.
— Как скажешь. Три — это предел, и с главным определись уже. А то знаю я тебя, начнешь прыгать с одного на другого в угоду собственному тщеславию. Проигрывать-то не любишь.
