Там, где цветёт папоротник - Лена Бутусова
Это уже не были глаза человека.
В них ярились звериная злость и голод. Послышался рев, глубокий, нутряной, совсем не похожий на несмелое ворчание медвежонка. Плечи Маруна ссутулились и раздались в стороны, ладно скроенная куртка жалобно затрещала, расходясь по швам. И сквозь прорехи в одежде показались клочья бурого всклокоченного меха.
____________________
[*] берендей – колдун, способный оборачиваться в огромного бурого медведя, обладающего неимоверной силой
Глава 5. Медвежье нутро
– Медведь! – отчаянно завизжал щуплый бандит, отброшенный Маруном в сторону. – Тикай, братцы! – и тут же юркнул в ближайшие кусты, только пятки в рваных сапогах сверкнули.
Его примеру тут же последовала остальные разбойники, побросав оружие. Одного из них, пробегающего мимо, Беруня умудрился тяпнуть за ногу, но тот даже не замедлился, с ругательствами и проклятиями ввалившись в заросли. В мгновение ока на поляне не осталось ни одного головореза, и только лишь лохматый главарь замешкался. Он не выпускал из рук Любомиры, пытаясь прикрываться ею от страшного зверя, словно из-под земли вдруг выросшего перед ним.
– Нечистый… берендей… окаянный… – лопотал лохматый, но от страха ноги его будто вросли в землю, и он не мог сделать ни шагу прочь.
А Марун приближался к нему. Марун ли? Любомира замерла в руках у разбойника, словно перепуганный зайчик, и с ужасом смотрела на огромное лохматое чудовище, грузно топающее в их сторону.
Медведь неторопливо переваливался с лапы на лапу, ему некуда было спешить. Он приоткрыл пасть, наклонил морду к земле, не отрывая от жертвы кровожадного взгляда.
– Прочь, пшел прочь! – разбойник, наконец, смог шевельнуться, вытащил из-за пояса нож и приставил его к горлу Любомиры, нечаянно полоснув ведьмочку острием по коже. Потекла кровь, девушка с трудом сглотнула от страха и боли – нежное девичье горлышко беззащитно дернулось под лезвием. – Пшел прочь, или я за себя не ручаюсь! – нож дрожал в руке обезумевшего от страха бандита, еще сильнее раня Любомиру.
От запаха свежей крови, текущей по шее Любомиры, Марун-медведь пришел в неистовство. Он огласил ночной лес громоподобным ревом, распугав из крон деревьев сонных птах. И поднялся на задние лапы, выпрямившись во весь рост, сровнявшись головой с верхушками молодых деревцев.
И снова заревел, да так громко, что от силы этого звука с ближайших кустов сорвало охапку сухих листьев.
– А-а-а! Окаянный! – в ужасе лохматый отшвырнул Любомиру в сторону и с отчаянием обреченного кинулся на медведя с ножом в руке. Кривое лезвие вошло в шкуру на животе животного по самую рукоять, но косолапый, казалось, вовсе не заметил этого. Он небрежно махнул когтистой лапой, и разбойник отлетел далеко в сторону. Неловко поднялся на четвереньки, зажимая одной рукой разодранный бок, попытался отползти от зверя прочь, но медведь в один прыжок оказался рядом, навис над ним… Еще мгновение, и Марун откусил бы разбойнику голову.
Едва опомнившись, Любомира бросилась к медведю, вцепилась тонкими пальчиками в грубую мохнатую шубу:
– Остановись, Марун! Не надо! Не бери греха!
Чудовищный зверь досадливо тряхнул шкурой, едва не сбросив с себя ведьмочку, но Любомира держалась крепко. Она принялась отчаянно гладить медведя, приговаривая:
– Не тронь его, Марун, не надо. Ты же не такой. Ты хороший, добрый. Мне сапожки подарил, Беруню пожалел.
И медведь ревел все тише, мотая тяжелой головой, словно пытаясь сбросить наваждение. И Любомира, чувствуя, что ее слова его за душу трогают, продолжала говорить:
– Не тронь его. Пусть катится колобком. – Понимая, что этого мало, Любомира использовала последнее средство, – Что бы твоя Марьяна тебе сказала, а?
Услыхав эти слова, Марун коротко рыкнул и отпрянул от разбойника. Тот, не будь дурак, тут же подхватился и понесся прочь в чащу леса, только его и видели.
А медведь, недовольно ворча, повернул влажную морду к Любомире и двинулся на нее, едва не уронив наземь. От ведьмочки пахло свежей кровью…
Девушка непроизвольно попятилась, выставив перед собой руки для защиты:
– Марун, ты чего это? Это же я, Любомира…
В ноги девушки прикатился пушистый комочек. С отчаянной смелостью Беруня бросился защищать свою подругу даже от взрослого медведя. Совсем такого же, как тот, который убил его мать и брата… Медвежонок заревел, но Марун легким движением лапы просто отшвырнул его в кусты, где тот принялся беспомощно барахтаться.
И снова Марун шагнул к Любомире, аж земля под его лапищами дрогнула. Ведьмочка судорожно вздохнула, задержала дыхание, не смея дышать от страха. Теплый мокрый медвежий нос уткнулся ей в живот. Зверь принялся с шумом принюхиваться, мусоля девичье платье, того и гляди вцепится клыками в нежную плоть. Но медведь медлил, и Любомира, едва живая от ужаса, осмелилась и положила ладошки на широкий лоб чудища. Осторожно погладила жесткую шерсть. Закрыла глаза, каждый миг ожидая рвущей боли от медвежьих клыков, и представила, что под ее пальцами был не грубый звериный мех, а шелковистые русые волосы охотника. Ей же ведь всегда так хотелось коснуться его бородки. Вот, желание почти исполнилось. Почти…
И девушка запела – тихую песенку, которую напевала Василёчку, когда маленький братец не мог заснуть. О мягкой травушке, да ласковой реченьке, о румяных караваях, да парном молочке.
И медведь не тронул Любомиру.
Недовольно фыркнул, окончательно намочив ее платье, и отвернулся. И в тот же миг начался обратный оборот. Бурая медвежья шерсть клоками отваливалась с тела охотника, слышался его тихий болезненный стон. Ведьмочка не выдержала и закрыла глаза руками, чтобы не видеть этого.
А потом все стихло, и чуть погодя теплая рука охотника коснулась ладошек Любомиры, которыми она закрывала глаза. И она услышала его низкий глубокий голос:
– Спасибо тебе, Любомира.
Девушка решительно выдохнула и открыла глаза.
***
Марун резко повернулся к ней спиной. Мужчина был полностью обнажен. Литые мышцы играли под гладкой кожей – ни следа бурого медвежьего меха. Порванная одежда валялась в стороне. С кряхтением Марун подобрал ее и принялся натягивать дырявые штаны. А Любомира все не могла отвести взгляда от его ягодок, тех, что пониже спины. И так ей захотелось их потрогать, даже пережитой страх отступил на второе место…
Почувствовав ее взгляд, Марун обернулся через плечо:
– Чего глядишь, словно сыч? Неужто решила должок свой возвернуть? Так, сейчас не вовремя будет…
Ведьмочка покраснела, смутилась и отвела глаза:
– Подлатать бы тебе одежу, вся в дырах…
– Не впервой, – мужчина наклонился за курткой, чуть покачнулся.
– Ой, у
