Девять дверей. Секрет парадоксов - Надежда Реинтова
Преступник был здесь, когда меня сбила машина, и действовал осторожно. Он выяснил, что у меня амнезия и боялся, что память ко мне вернется. Может, я что-то раньше знала о нем, поэтому решился убрать с дороги.
— Мы по-прежнему ничего о нем не выяснили, даже внешность никто описать не может. А вот ему известно что-то о твоих снах. И он знает, что из Логии прислали дознавателя — меня, чтобы расследовать убийство, — резюмировал детектив, прожевав сэндвич.
И вдруг мня осенило:
— Нет, кое-что нам о нем известно теперь, — сказала я не без удовольствия, — он — левша!
Марун посмотрел на меня с восторгом:
— А ты внимательная! — сделал он комплемент и, отпив пакетированный чай, скривился. — Ну и дрянь!
Я засмеялась от его смешного перекошенного лица.
— Это такой чай. — объяснила я, в глубине души поддерживая его резолюцию относительно данного пойла. И вспомнила, что после выздоровления долго не могла подобрать себе подходящую по вкусу еду и питье в магазинах, объясняя себе это тем, что, возможно, в связи с травмой головы мои гастрономические пристрастия значительно изменились. Теперь-то я понимала, что просто искала знакомые вкусы в чужом мире. — А ты что в пакетиках никогда не пробовал?
— Я люблю ягодный. У него более насыщенный вкус и аромат, — как настоящий гурман, заметил он.
— Это в Логии такой пьют? — Я заинтересованно посмотрела на него, стараясь припомнить, пробовала ли я такой напиток. И словно почувствовала на языке кисло-сладкий травяной привкус с нотками какого-то цитруса, но не лимона, это точно. А из подсознания выудила слово «корверро», которое мгновенно приобрело образ ярко-оранжевого удлиненного плода в глянцево-ребристой корке, сладко-терпкий с сильным эфирным ароматом, напоминающим здешние грейпфрут и ананас с оттенком бергамота.
— Да. И в него можно даже и не добавлять сахар, он и так сладкий. — протянул он сквозь улыбку, мечтательно размышляя о любимом напитке.
Я засмеялась.
— А ты — сладкоежка! Постоянно конфеты лопаешь!
Марун достал из кармана куртки небольшую коробочку, полную апельсиновых леденцов.
— Угощайся и перестань завидовать, — проворчал он, — а сладкое — это моя вредная привычка.
Подцепив конфетку в шуршащей фольге, я развернула ее и спрятала за щеку.
— Теперь и я буду благоухать апельсинами, — улыбнулась я, а он прикусил нижнюю губу.
— Жаль, мне твой аромат больше нравится, — будто между делом, бросил он, вставая из-за стола и направляясь к выходу. А я специально отстала от него, чтобы спрятать свои раскрасневшиеся щеки.
Расплатившись, мы вышли на улицу. Медицинский институт находился в десяти минутах от нас, если идти быстрым шагом. Через парк вела длинная аллея, по обеим сторонам которой росли могучие раскидистые полувековые дубы. Их мощная крона создавала приятную прохладу в импровизированном природой шатре. Мы с Бэрсом оказались совсем одни в этом зеленом покое. Здесь ничего не отвлекало, можно было бы сесть на одну из широких скамеек и закрыть глаза, помечтать, расслабиться. Я с тоской посмотрела на это манящее пристанище.
— Как здесь хорошо! — вздохнула я полной грудью. — Не то, что в пыльной Москве. Терпеть не могу большие города!
Марун, поглядывающий в мою сторону всю дорогу, невзначай заметил:
— Это не удивительно, ведь ты же родом из деревни.
Я даже остановилась.
— С чего ты это взял?! — я насторожилась. А он, потянув меня за собой, признался:
— Я же должен был все выяснить о подозреваемой в убийстве! И у меня для этого была куча времени, пока я ждал разрешение на переход, — и чтобы я успокоилась, добавил, — но ты не похожа на преступницу.
— А на кого похожа? — прищурившись спросила я.
Марун задумался, оценивающе поглядел на меня и изрек:
— Скорее, на человека, которого подставили.
А ноги, меж тем, несли нас мимо чудного оазиса по лабиринту тайн и опасностей, что подстерегали нас впереди. Мною двигало желание узнать всю правду о себе и выпутаться из коварных сетей, которые расставила злодейка-судьба. Бэрса вело чувство долга, справедливости и азарт, горящий в его глазах.
Старинное здание, заново отреставрированное, встречало посетителей широкой арочной дверью и белоснежными гигантскими колоннами в стиле классицизма. Мы поднялись по гранитным ступеням лестницы, которую обрамляли кованые фигурные балясины ограждений. Вверх и вниз ходили возбужденные абитуриенты. Лето — время вступительных экзаменов. Университетская атмосфера волнения передалась мне. Ностальгия всколыхнулась в сердце. Бэрс поглядел на меня и с любопытством в глазах спросил:
— Что-нибудь припоминаешь?
Мне показалось, что он, как будто, проверяет меня каждый раз. Поэтому не выдержала и, остановившись, рассерженно выпалила:
— Что конкретно я должна вспомнить?!
А детектив, оставив без внимания мой разгневанный вид, спокойно произнес:
— Медицинский институт, — и он обвел глазами стены и проходящих мимо студентов, — Ты училась на целителя. Закончила лучший в нашей столице медицинский университет.
— Я — врач?! — у меня даже рот открылся от изумления.
— Целитель, так у нас называют медработников. — уточнил он, — Вот почему я и удивлялся, что ты в Архив работать пошла сразу после выпуска.
Я уставилась в пустоту и, вытаращив глаза, пробормотала:
— А уж, как-я-то удивляюсь…
Бэрс засмеялся и, подхватив меня под руку, повел по коридорам.
Найти профессора оказалось проще простого. В деканате сидела пожилая женщина, заполняющая списки поступающих. У нее я узнала, где найти рыжего преподавателя, который читал в Московском университете лекции. А выяснить у него что-нибудь относительно моих снов вызвался Марун. Он быстро взял инициативу в свои руки, наврав с три короба о том, что был на лекции профессора, когда изучали мозговую деятельность. Что заинтересовался рассказом об амнезии какой-то девушки и ее снах. Марун спросил, мог ли кто-то еще говорить на эту тему? Оказалось, что студенты тогда об этом не спрашивали. А вот сам профессор очень заинтересовался снами, о которых шла речь.
— Каждому психологу стало бы понятно, — объяснял преподаватель, — что девушка, потерявшая память видит во сне себя, отрывки из своей жизни. Какое-то трагическое событие оставило глубокий след у нее в душе, а потом стало всплывать во снах.
— Профессор, а можно ли как-то помочь человеку все вспомнить, — с неподдельным интересом спросил Бэрс, — например, рассказать что-нибудь о его прошлом? Натолкнуть на определенные факты, чтобы мозг стал цепляться за знакомую информацию?
— Я не думаю, что это ускорит процесс, — возразил он, — наша память избирательна. Вы не сможете угадать, что ее пробудит. На человека с амнезией не надо давить, он сам все вспомнит, в знакомой обстановке это, конечно, будет проще. Но все равно не сиюминутно. Что касается, той девушки, о которой вы спрашивали. Я уверен, что если она видела во
