Пойманная в ловушку - Тиффани Робертс
Один из коконов возле пролома в полу раскололся. Куски, торчащие из его разбитого панциря, были покрыты грязью, но они и вполовину не привлекли столько его внимания, как то, что он увидел через крышку, где откололся этот прозрачный, похожий на кристалл материал.
Кости. Старые, потемневшие и непохожие ни на что, что он когда-либо видел — хотя ничто в этом месте не походило ни на что, что он видел. Он не мог представить, как, должно быть, выглядел этот округлый череп с двумя зияющими отверстиями для глаз и прямыми плоскими зубами, на котором сохранились мускулы и шкура. Он не встречал подобного существа, ни живого, ни мертвого. Скелет частично вывалился из своего кокона, голова и одна рука торчали из разбитой крышки.
Череп был треснут, часть его отвалилась, а на костях рук виднелись неглубокие выбоины, как будто оставленные глубокими порезами.
Кетан проверил другие коконы. Хотя сквозь большинство из них было слишком трудно что-либо разглядеть из-за их мутных покровов и плохого освещения, в нескольких он мельком увидел еще несколько таких странных скелетов.
Казалось невозможным, что его столкновение с Зурваши произошло ранее в этот самый день, невозможно, что Такарал находился менее чем в половине дня пути от него. Опять же, на стенах не было никаких отметин, никакой резьбы или скульптур, которые могли бы дать представление о природе этого места или этих существ. Возможно… это была погребальная камера?
У вриксов были такие камеры в самых глубоких частях Такарала, где в камне были просверлены бесчисленные отверстия на десятки сегментов вниз. Мертвые вриксы, завернутые в саваны из шелка-сырца, которые традиционно прядут их сородичи, были навечно похоронены в этих покоях под присмотром Восьмерых. Служило ли это место аналогичной цели для этих странных существ?
В его груди зазвучала задумчивая трель. Он исследовал множество темных, потаенных мест и в процессе обнаружил несколько старых погребальных камер и заброшенных логовищ, но он не видел ничего подобного этому месту — и каждый из его вопросов о нем, казалось, порождал еще три, так и не получив ответа.
Какое отношение это место имеет к древней истории про огненного зверя, побежденного Восьмеркой?
Выйдя из зала, Кетан бросил взгляд вдоль туннеля, сначала на ту часть, которая терялась под водой, затем на другую, где по обе стороны коридора располагались запечатанные входы. Он наклонил голову и повернулся лицом к той стороне туннеля. Над всеми дверьми горели красные лампочки, кроме одной на границе того, что он мог видеть — у той двери горел зеленый огонек, который был едва заметен в красном сиянии.
Его ноги начали двигаться до того, как он принял решение проверить эту дверь, и он не сопротивлялся им. Почему один огонь был зеленым? Что это означало?
Через несколько сегментов он миновал толстую полосу засохшей грязи, отмечавшую линию затопления. Пол за ней был на удивление чистым, как будто его еще не коснулись разрушительные последствия зарослей. Поток воздуха был немного более выраженным, немного прохладнее, ароматы в нем были более приглушенными.
Он остановился перед дверью с зеленым огоньком. Она была полностью закрыта, и хотя рама была отделена от уплотнительной пластины, видимой щели не было — даже ничего достаточно значительного, чтобы просунуть под нее кончик своего самого маленького когтя.
Кетан все равно попытался, толкаясь изнутри в дверной проем, упираясь в него когтями в поисках опоры. Ему всего лишь нужна была достаточно сильная хватка, чтобы открыть дверь. Но дверная плита была гладкой и твердой и не поддавалась его усилиям. Даже когда он скрючил пальцы и провел по ней когтями, ему не удалось оставить ни малейшего следа.
Раскинув руки, Кетан хлопнул всеми четырьмя ладонями по дверному косяку и склонил голову.
Откуда-то рядом с ним раздался странный шум, тихий, но пугающий, который заставил его отшатнуться от дверного проема и оглядеться по сторонам.
Только когда его внимание вернулось к дверному косяку, он заметил слабое зеленое свечение, исходящее из-под одной из его рук. Он медленно поднял эту руку.
Открывшийся участок дверного косяка был отделен от остальных тонкой черной линией, и теперь он светился тем же зеленым, что и лампочка над дверью, но медленно пульсировал. Бросив взгляд вдоль коридора, он убедился, что у каждого дверного проема есть по одному из этих маленьких прямоугольников, но ни один из остальных не был освещен.
Над головой раздалось долгое мягкое шипение. Глаза Кетана метнулись вверх в поисках источника звука, но он ничего не смог разглядеть на твердой изогнутой стене.
Дверь перед Кетаном открылась со звуком, похожим на шум ветра, дующего сквозь высокие скалы, и исчезла в стене. Но настоящим чудом была не дверь, которая двигалась сама по себе и исчезала — это была комната за ней.
В этом помещении не было грязи и мусора — даже пятнышко не портило блестящие полы и стены. Также не было видно никаких растений или грибов. Свет был чисто белым, исходящим из больших светящихся кругов на потолке; на мгновение он показался даже ярче, чем солнце. Воздух, который лился из комнаты, был чистым, прохладным и почти без запаха. Он не понимал, как это возможно, но это непонимание применимо ко всему здесь.
Впервые с тех пор, как он вошел в это место, Кетан узнал его истинное лицо. Пол был черным, отполированным, с выгравированными на нем крупными квадратными узорами. Стены были белыми, как мирное облако, с едва заметными углублениями через равные промежутки времени, но их нижняя треть была темно-серой.
Несколько больших прямоугольных пятен на стенах выглядели почти как картины, но изображения и символы внутри них были четче и ярче, чем все, нарисованное руками вриксов, и они излучали свой собственный свет.
К тому же некоторые из них двигались.
Смесь неуверенности и любопытства внутри Кетана привела к ощущению жара в его теле, когда он приблизился к ближайшей картине. Внутри нее было двадцать изображений, выстроенных в два ровных ряда. На каждом было простое изображение существа с двумя руками и двумя ногами, похожего на уродливого врикса. Половина из них немного отличалась от остальных — меньше по размеру и немного более округлой формы.
Двенадцать были темно-красными, цвета пролитой крови. Восемь — ярко-зелеными. Последние были источником движения на изображениях — бессмысленные символы, похожие на те, что он
