Целительница для генерала-дракона - Нинель Мягкова
– Пить! – неожиданный хриплый шепот застал меня врасплох.
Хорошо, что я ножом в тот момент ни в какой части тела не ковырялась!
– Сейчас, милый, потерпи маленько! – на автопилоте попросила я, погладив мужчину по голове, как одного из моих мелких пациентов в прошлой жизни.
Тот от подобной наглости аж один глаз приоткрыл.
Я не стала дожидаться, пока он меня разглядит во всей красе, а поспешила к печи, где уже остывал усовершенствованный мною иммунный сбор. Я добавила к рецепту Люны имбирь. Горечь, конечно, жуткая, но если добавить в отвар меда, то и ничего. Зато природный почти-антибиотик, обезболивающее и вообще отличное средство практически от всего, что связано с лихорадкой и воспалениями.
Когда я вернулась с дымящейся кружкой, бедолага, кажется, снова потерял сознание. Пришлось заливать в рот с ложечки. Часть вытекла обратно, но сколько-то раненый проглотил.
Убедившись, что и неровные следы от пузырей уже почти не кровоточат, я переложила пострадавшего снова на спину, подстелив чистую плотную простыню. Перетащить его на кровать я физически не смогу, а на голом полу застудится.
Подумав, укрыла его до пояса одеялом – ниже ран почти не было, мелкие царапины не в счет, их я залила густым отваром эвкалипта. И промыла, и продезинфицировала.
Сама же затушила свечи (вот Люна ругаться-то будет, месячный запас почти извела!), устроилась рядом, чтобы согревать телом, и на минуточку прикрыла глаза.
На минуточку.
Глава 7
Я проснулась от непривычного ощущения.
Кто-то увлеченно гладил мою пятую точку. Вдумчиво, обстоятельно. Меня так со времен замужества, лет эдак пятьдесят, не обхаживали.
Точно не Люна. У нее рука меньше – раз, и тяжелее – два. Она бы просто наподдала от души, если бы решила что я залеживаюсь и ленюсь. А тут явно человек тактильное удовольствие получал.
– Я смотрю, ты ожил, – пробурчала я сквозь сон, без особой злобы.
Ну, лапает и пусть его. Я тоже вчера налюбовалась разным в промежутках между приступами тошноты. Чтобы прийти в себя, нужно же смотреть на что-то приятное, вот я и смотрела.
– Как ни странно, да, – пророкотал приятный низкий голос у меня под ухом.
Я лежала щекой на мужской груди, чувствуя как прямо под ней сильно и уверенно бьется сердце.
Для пострадавшего от ожога третьей степени он поразительно бодр. Безо всяких физрастворов и капельниц в себя пришел – уже подвиг.
– А совесть почила, похоже, – все с той же интонацией закончила я мысль. И видя что эффекта мое выступление не возымело, добавила: – Я всю ночь не спала, тебя отмывала и обдирала, декоктами отпаивала. Немного уважения к спасительнице прояви, что ли!
Рука на мгновение замерла, сжала на прощание полушарие и оставила меня в покое. Зато шевельнулась грудь. Пострадавший попытался встать, но со стоном остался на месте.
Еще бы. У него на трети тела кожи почти нет, куда он собрался?
– Если по нужде, я тазик принесу, – спохватилась я и завозилась, собираясь встать.
Все та же рука уже совершенно не шаловливо, а цепко и бескомпромиссно ухватила меня за талию, не отпуская далеко.
– Где я?
– Село Потрясье. Округ Мадоса. Шейдарр, – отрапортовала я подробнейшим образом, на случай если мужчина промахнулся со страной.
Кто его знает. Раз он прилетел откуда-то сверху, по дороге заломав рощу, тут два варианта. Либо порталом прибыл – в существование которых я до сих пор не слишком верила, но допустим. Настройки сбились, штурман промазал.
Либо на драконе прилетел. Во что мне тоже не шибко верилось, поскольку я еще ни одной рептилии живьем не видела. А разумные динозавры для меня слишком дикое допущение.
В общем, взялся незнакомец откуда-то из воздуха, так что, вполне вероятно, собирался попасть вовсе не в нашу глухомань.
– Мадос? Что за…
Речь у больного путалась, похоже, до выздоровления ему еще далеко. Первый приступ активности спал, и его потянуло в сон. Это хорошо. Жара нет, я бы почувствовала. Пусть отдыхает, набирается сил. А если что, я и обмою, и простынку поменяю. Дело-то житейское. Свекровь моя, царство ей небесное, полгода лежала после инсульта, я ее обхаживала. Муж тогда еще был жив, помогал, но принцип ухода за лежачими больными помню.
Пальцы, впивавшиеся в мои ребра до боли, расслабились, рука безвольно опустилась вдоль тела. Больной отключился.
Я вывернулась из стальных объятий, на всякий случай проверила температуру, глянула на пострадавший бок и поморщилась. Затянуться-то оно затянулось, но корочка за ночь и от неловких недавних движений в нескольких местах треснула. Очень уж большая площадь поражения.
Отыскав нужные травы, я принялась готовить дезинфицирующие и смягчающие примочки. Обычные бинты тут не подойдут, придется переводить наволочки. Ох, и влетит мне от Люны!
Она отчего-то домой не торопилась.
Неужели осложнения у роженицы?
Я успела много чего передумать, наложить неплотно прилегающую, пропитанную отваром календулы, девясила и можжевельника ткань на рану, укрыть бедолагу одеялом потеплее, сделать обед для нас с травницей, перетереть овощной суп в пюре для больного… Надо бы куриный, но это сколько возни, а я отойти не могу ни на минуту, мало ли несчастному хуже станет!
Это не наш мир, где доставку заказал, открыл пачку готовых, обработанных ножек, и бросил в кастрюлю. Тут еще эти ножки поймать сначала надо в курятнике! А у меня на то ни сил, ни времени.
Мужчина приходил в себя раза три. Я успевала влить в него лекарство с имбирем и пару ложек супа, прежде чем он снова уплывал в небытие. В промежутках меняла примочки, стирала от приставшей сукровицы, снова вымачивала в густом отваре и прикладывала к ране, которая с каждым часом выглядела все лучше. Ни сепсиса, которого я отчаянно опасалась, ни воспаления.
Разум подсказывал, что так не бывает, но жаловаться на чудо я не собиралась. Выжил, и ладушки.
Царапины зарубцевались еще утром, я их смазала пару раз, на всякий случай, и больше не трогала. Лицо почти не пострадало, так что в перерывах между забегами в помывочную я любовалась классическими чертами, чуть осунувшимися, но все равно породистыми. Тут явно аристократия потопталась, поколения селекции и тщательного отбора.
Не моего полета птица, так что хоть посмотрю, пока есть на что.
Люна вернулась ближе к вечеру, когда я уже всерьез
