Ненужная дочь - Марьяна Брай
Дом походил на заготовку «Сделай сам». По ощущениям к нему должны были прилагаться краски, половички и ткань для штор. Такой дом мой молодой сосед построил в саду для своих дочек.
— Через пару дней сюда привезут комоды, зеркало и хорошие стулья, - извиняющимся тоном, видя мое удивление, вставил Лео и зашагал по комнате.
— Все хорошо. Только… что я буду здесь делать? – я села на табурет перед столом. В этот момент дверь отворилась и вошел мужчина, который помогал внести наши сумки.
— Мистер Лоуренс, мы не знали, что вы прибудете с мисс Лоуренс, - он замер на пороге буквально на несколько секунд, но потом вспомнил, что в его руках поднос, и донес его до стола. - Перекусите с дороги, а потом я покажу вам все.
— Хорошо, Уорен, благодарю, - Лео снял свою шляпу, осмотрелся и положил ее на топчан, который, по всей видимости, играл роль кровати. Потом снял френч, снова осмотрелся и, поняв, что повесить его не на что, положил рядом со шляпой, - Найди ведро и… какой-нибудь таз.
— Как скажете, мистер Лоуренс, - Уорен быстро мотнул головой и вышел.
Я не решалась поднять полотенце, которым был накрыт поднос. Но так пахло едой, что начинала кружиться голова.
— Будем считать, что мы помыли руки, дорогая сестра, - мой внезапно обретенный брат улыбнулся и присел на стул напротив. Снял салфетку, под которой оказались две деревянные миски, полные хорошо разваренной фасоли. Судя по запаху, варилась она на мясном бульоне с большим количеством лука.
Я снова осмотрелась. В этот момент в дом снова без стука вошел Уорен. На этот раз в его руках было деревянное ведро и глубокая железная миска.
— Я нашел только это, мистер Лоуренс, - он огляделся и поставил принесенное добро на второй топчан.
— Спасибо. Этого достаточно, - ответил Лео и сразу подошел к новому, а вернее единственному домашнему скарбу. Быстро налил воду в таз, достал из своего саквояжа кусочек мыла, обернутый в слишком белое для этого места полотенце, и позвал меня. Он полил мне на руки прямо из ведра, и когда я смыла с рук мыло, то с удовольствием умылась. Потом я полила из ведра на его руки. И мы, наконец, принялись за обед.
Я старалась есть медленно, растянув удовольствие. Фасоль была не особо вкусной, но сытной. Пахла она намного лучше, чем была на вкус и вид.
Лео покончил с фасолью намного раньше, извинился и, вынув из своего багажа блокнот и карандаш, вышел на улицу. Я была рада, что осталась одна и могла просто осмотреться. Моя четыре огромных баула стояли на топчане рядом с одеждой Лео. На втором топчане стояли ведро и таз. Я решила, что надо проверить свои вещи: понять, что мы имеем, решить, как и на чем я буду спать, пока светло. А потом, если останется время, заняться знакомством с этим поселком.
В первой сумке было четыре платья, свернутых так аккуратно, что когда их достала, я не обнаружила ни одной складки. На дне сумки лежали чулки, больше похожие на длинные гольфы, две блузки и юбка. Как и платья, она была длиннющей. Здесь же я нашла то, что рассматривала дольше всего: на ленте, которая, судя по смятым частям, куда-то привязывалась, был пришит жесткий комок из ткани. Я повертела его и вернула в сумку.
Во второй сумке было нижнее белье. Если бы на мне сейчас не были надеты такие же панталоны, то я подумала бы, что это носят как домашнюю одежду. Я в своем преклонном возрасте на это не решалась, а вот соседские девочки бегали в таких по улице. Кружева по низу панталон были выполнены мастерски. В этом я понимала, как никто другой: ведь чем мне только ни пришлось заниматься, сидя вечерами. Благо, бабушка научила меня всем этим женским мелочам.
Здесь же я нашла белый отрез ткани, видимо рассчитанный на постельное белье. Судя по количеству слоев, его должно было хватить как минимум на пару наборов. А еще несколько таких же отрезов темного цвета. Я решила, что из них можно сделать занавески на окна. Кроме этого, на самом дне я нашла мешочек с нитками, ножницами и иглами в железной баночке, похожей на те, в которых раньше продавали леденцы «Монпансье».
— Спасибо, дорогая Элоиза. Я бы даже не догадалась уложить эти мелочи, так необходимые для жизни, - тихо сказала я и, затянув веревочку на мешочке, уложила его назад.
Третья сумка, самая большая и пухлая, прятала в себе одеяло и небольшую подушку. Хорошо, что я аккуратно вынула одеяло, иначе разбила бы две тарелки. Те самые, которые приносила Элоиза с обедом. Видимо, она решила, что эта частичка дома, напоминающая мне о матери, должна хоть сколько-то помочь мне. Я с горечью хмыкнула. Больше этой памяти не суждено было возникнуть. Я аккуратно провела пальцем по краю тарелки и вздохнула: в моем возрасте все эти мелочи играют слишком большую роль. Но теперь мне придется заново собирать эти дорогие сердцу мелочи, копить свою новую историю.
Я решила сохранить тарелки для Виктории, которой больше нет. Из уважения к ее памяти, к ее мелочам.
В четвертой сумке: туго свернутые в полотенца ложки, вилки и ножи стали еще одной приятной находкой. Здесь же я нашла небольшую, литра на два, миску из стали, крышку к ней, мешочек с чаем, бумажный кулек с кофе и несколько тканевых мешочков с крупами.
— Эх, Элоиза, - я поняла, что слезы накатываются на глаза, и дала им волю.
Шерстяное пальто, в которое Элоиза завернула всю посуду, помялось, но это меня не беспокоило. Я знала, что если его повесить на плечики над посудиной с горячей водой, пар сделает свое дело. Шляпка, лежащая здесь же, помялась, но я смогла ее выправить. Осмотрелась и положила на топчан.
Сейчас я сидела среди горы вещей, которые, видимо, снова
