Пламенный цветок (СИ) - Мира Ризман
— Вас осуждаете мой выбор? — тихо спросила Рениса. Признаться, смена настроения у Филиппа её задела сильнее, чем новость о контракте с демоном. О последнем она старалась сейчас не думать, чтобы не разреветься на глазах Данье.
— Разве я имею на это право, сэйлини?
Его встречный вопрос заставил Ренису вновь залиться краской и поплотнее закутаться в одеяло.
— Дорожные платья в сундуке, можете переодеться, — сообщил Данье, а затем сдержанно поклонился: — Не смею вас больше смущать и задерживать.
Он резко развернулся и направился на выход. Филипп уже потянулся к ручке двери, когда Рениса, не выдержав, срывающимся голосом задала волнующий её вопрос:
— Вы жалеете… о своём выборе?
Рука Данье дрогнула, но голос оказался на удивление твёрд.
— Нет.
Он закрыл за собой дверь, и ещё минуту Рениса слушала его удаляющиеся шаги и неистовое биение собственных сердец. Она ведь уже и не надеялась снова встретить его, а теперь они вновь будут работать вместе. Волнующая мысль была тут же перечёркнута тревогой. Она всё-таки вляпалась. Серьёзно. Даже очень. Контракт с демоном вовсе не шутка, хотя, зная, что бесстыдные обитатели Фацуки могли третировать жертву и без каких-либо соглашений, наличие пресловутой серьги немного утешало. К ней отнеслись чуть лучше, чем к бесполезному мусору. Служанка всё же не рабыня. Если только агни не рассчитывал на… Рениса замотала головой, надеясь выбросить из неё жуткое предположение. Демон же не рассчитывал, что она, озвучивая своё страстное желание не выходить замуж, согласится стать любовницей? От страха мороз прошёл по коже. Рениса нервно сглотнула и обхватила себя за плечи.
— Нет-нет, этого не может быть! Он точно говорил о судьбе мира и даре, а не о любовных утехах! — принялась успокаивать себя она, ища опровержения своим страхам.
В ней нет ни внешней привлекательности, ни женского очарования, ни острого ума или приятного нрава, чтобы привлечь к себе кого-то, как мужчину! Разумеется, она никак не могла заинтересовать в подобном плане демона, который имел возможность запросто заполучить любую красавицу в мире! Убеждения казались вполне разумными, потому Ренисе удалось немного угомонить свой страх.
Желая отвлечься от неприятных мыслей, она открыла сундук и окончательно успокоилась. Из десяти платьев ей подходило всего два, и те отличались простотой и практичностью. Удобный свободный покрой прятал её фигуру, а блёклый цвет не привлекал внимания, ткань была обычной, но не маркой. Более яркие и замысловатые наряды из шёлка, атласа и бархата смотрелись на ней, как с чужого плеча. То плохо садился рукав, то на груди образовывались странные складки или не застёгивалась юбка на талии. Фигура той, для кого предполагались эти платья, явно была более совершенна. Усаживаясь за стол, именно это Рениса и попыталась подчеркнуть в портрете Торины. Однако, когда дело доходило до лица, черты принцессы ускользали. Рениса натужно напрягала память. Трепетную Торину, пусть и исподволь, видеть ей доводилось. Как раз на том самом балу в честь правления Чесмика, когда и была объявлена помолвка, а Ренису впервые пригласил на танец Филипп Данье. Но всё, что ей удавалось вспомнить, совершенно не помогало. Принцесса совсем не поднимала глаз, пряча их за густыми светлыми ресницами. Её лицо было ужасно бледным, а почти бескровные губы чуть заметно подрагивали. Пытаясь это обозначить на портрете, Рениса всё больше хмурилась. С бумаги на неё упорно смотрела безликая болезненная девушка, опознать в которой принцессу можно было только по роскошному платью и изящной тиаре, украшавшей прелестную причёску. Вот только всё это совершенно не годилось!
За иллюминатором уже сгущались плотные сумерки, когда в каюте вдруг сам собой зажегся свет. В старинном чуть проржавевшем от времени фонаре, висевшем на крюке под потолком, вспыхнули и принялись носиться похожие на светлячков жёлтые огоньки. Они весело метались, рождая отсветы на стеклянных узорчатых стенках. Рениса невольно отвлеклась от рисования, наблюдая за необычным светильником, так что даже вздрогнула от тихого стука в дверь. Вернувшийся Филипп Данье принёс новый поднос, к счастью, в этот раз с ароматной кашей и фруктами.
— Я должен предупредить вас, сэйлини, — отступив на приличное расстояние, начал он. — «Эмальгион» не обычный корабль, потому, прошу вас, не покидать вашей каюты без моего сопровождения.
— Получается, меня снова заточили?
— Можно и так сказать, — печально согласился Данье. — Если желаете, я могу раздобыть для вас в порту краски и кисти, чтобы вы могли и дальше совершенствоваться.
— Мне бы не хотелось доставлять вам лишних хлопот, — смущаясь, ответила Рениса. — И ещё мне кажется, что агни Аулус переоценил мои способности. Мне никак не удаётся нарисовать принцессу!
Данье задумчиво покосился на портрет, отложенный на сундук.
— Я не могу вспомнить её черты, — призналась она.
— О, в самом деле? — подивился Филипп. — Что ж, тогда я без труда смогу вам помочь. Принцесса, как две капли воды похожа на роковую племянницу лорда Торика — Нэйдж!
— В самом деле? — поразилась Рениса. И как она только упустила такое! Хотя ей едва ли стоило себя в этом упрекать. Судя по царящему на осеннем балу оживлению, среди знатных кавалеров в ослепительной красотке никто скромную принцессу не признал!
— Я был уверен, что вы-то это точно заметите! Но раз разглядеть толком Её Высочество Торину вам не удалось, то придётся уповать на фантазию. Вы же сможете представить яркую Нэйдж невинной, хрупкой, боязливой и наивной?
Рениса поджала губы. Задача оказалась совсем не простой. Блистательный образ Нэйдж крепко-накрепко засел в голове. И если с утончёнными чертами лица Рениса справиться смогла, добавив бледности и опустив немного уголки волнительных губ, то манящий соблазнительный взгляд не желал поддаваться. Казалось даже, что эти похожие на две спелые вишни карие глаза просто не способны были чего-то стесняться и бояться. Но, всё же, убрав лихорадочный блеск и кокетливые искры, Ренисе удалось добиться некоего сходства.
— Отлично, — придирчиво рассматривая портрет, похвалил Филипп. — Думаю, вы можете уже начинать. Нам желательно отплыть ещё до рассвета, чтобы меньше привлекать внимание.
Рениса согласно кивнула. Наблюдая за тем, как Данье собирал посуду, она ощущала нарастающее волнение. Ей не очень-то верилось, что теперь у неё есть некий дар, и всё это явь, а не ещё одно безумное сновидение. Рениса искоса поглядывала на одобренный Филиппом портрет, но не слышала и отголоска чужого сознания. Покидающий её каюту
