Ворон и радуга. Книга 1 (СИ) - Черпинская Надежда

– А ты иди – возьми меня, выродок!

– Да не вопрос! – хмыкнул Лахти. – Думаешь, не смогу? Сильно умным ты себя вообразил, щенок! Я даже разочарован немного. Мне про тебя столько баек рассказывали… А ты просто сопляк зелёный. Да ещё и таким дураком доверчивым оказался. Или ты уже догадался, кого за эту нашу долгожданную встречу поблагодарить надо, а?

Лахти подошёл ближе, поигрывая клинком.

– Эх, Ворон, Ворон… Если баба – шлюха, то её только могила исправит. Запомни это, сынок! А впрочем, тебе оно уже зачем? Просто… чтоб ты знал… Я её трахал задолго до тебя, и всё это время, пока ты по ней сопли пускал и к свадебке готовился, и после тебя тоже буду. Вот сейчас отправлю тебя, засранца, за Грань Мира и пойду к милашке нашей. Отпразднуем с ней это дело. Засажу ей, по самое не хочу…

Эл молнией метнулся вперёд, сам не понял, откуда взялись силы. Но Лахти, с виду грузного и тяжёлого, атаман явно недооценил. Тот отскочил проворно, прищурился хищно, отбил клинок, ударил сам. Ночь расцвела белыми искрами сверкающей стали.

– Неплохо для полудохлого сопляка! – одобрил Лахти.

Взмах, удар. Эл едва увернулся, рубанул в ответ. Даже не оцарапал.

Забери эту сволочь Владетель Мрака! Неужели нет в этом мире и капли справедливости?

Эл уже понимал, что не выжить ему. Но как горько умирать, зная, что эта тварь продолжит небо коптить…

В попытке прихватить с собой на тот свет Лахти, Ворон подошёл слишком близко. Клинок сверкнул пред глазами, и пронзительная вспышка новой боли ожгла лицо, вонзилась в висок. На мгновение он ослеп. Мир померк, словно он оказался на дне глубокой ямы.

Он решил, что лишился глаза. Земля из-под ног ушла.

Запнувшись, Ворон упал на колени, наткнулся рукой на холодную стену. Зрение возвращалось, но очень медленно. Нет, похоже, глаза уцелели. Но в голове звенело, от боли хотелось завыть, и тошнота подкатила к горлу.

Ворон поднялся, цепляясь за камни. Его отбросило к узкой бойнице крепостной стены. Щель не больше локтя. Но он всегда был чрезмерно худощав...

Эливерт вцепился скользкими от крови пальцами в гладкие холодные камни, подтянулся, зарычав от боли в рёбрах и спине, втиснулся в узкую щель между двумя зубцами.

Внизу лунная дорожка разбегалась по чернильной глади вод. Крепостной ров…

Высоко, широко и глубоко. А сил в израненном теле уже не осталось.

Глупо! Но лучше так, чем от руки этого сукиного сына.

– Убьёшься, щенок! – рявкнул Лахти, уже понимая, что Ворон задумал, метнулся вперёд, но короткие пальцы сжали лишь воздух.

Громкий всплеск внизу. А потом тихий размеренный шелест воды в ночной тишине.

– Вот сучонок! Быстрее! Чего встали, бараны? – рассвирепел Лахти. – Выловить мне этого гадёныша! Из-под земли достать, со дна реки поднять! Задницами пошевеливайте! Уйдёт – шкуры спущу!

***

Он провалился в ледяную беспросветную мглу. И теперь погружался всё глубже. Время, казалось, застыло. Он позабыл, как очутился в этой мягкой обволакивающей тьме. Боль отступила, и меньше всего сейчас хотелось выяснять причины этого.

– Вот так и сдашься? – голос прозвенел прямо в голове – такой знакомый и незнакомый одновременно. – Я думала, ты сильнее…

Снова она – незнакомка из кошмара. Значит, он спит. О, Небеса, неужели весь этот ужас просто сон? Как хочется, чтобы так и было.

– Прошу тебя… Держись! Выживи, родной мой!

– Я упал на самое дно. Мне не выбраться… – мысленно откликнулся Эл.

– А на что тебе крылья, Ворон? Взлетай! Я в тебя верю! И буду верить всегда!

Он распахнул глаза. Но тьма не отступила. И дышать почему-то не получалось. Боль вернулась обратно, выкручивая наизнанку.

Светлые Небеса, да он, кажется, отключился от удара об воду!

Эл вспомнил прыжок в беспросветную черноту. Холодные воды крепостного рва, он ушёл в них с головой. А потом…

Ещё мгновение, и он пойдёт ко дну. А может, так и лучше? Там, в забытьи, было так легко и спокойно. Не легче ли смириться и просто умереть?

Легче. Конечно, легче! Но он никогда не умел смиряться.

Он забился в толще воды, отчаянно выгребая на поверхность. Гул в голове отступил. Слух уловил приглушённые звуки ночи. Эливерт жадно хватал воздух, отфыркиваясь от затхлой стоячей воды. Хорошо, что в канале нет течения. Будь это бурная река, его бы уже уволокло, и сил на сопротивление не хватило бы.

Но расслабляться рано. Он был уверен, что это ещё не конец. Погоня не отстанет. Лахти выловит его из этой сточной канавы.

Надо срочно выбираться на берег. Потом найти какую-нибудь потайную щель, в которую можно забиться хотя бы до утра. Где его никто не найдёт. Где можно зализать раны. Раны…

Попытка сделать хоть пару гребков вырвала из него мучительный стон. Провалиться в Лидонское ущелье, как же больно! У него хоть одно целое место на теле осталось? Хотелось орать в голос. Но он лишь мучительно стиснул зубы и размашисто погрёб к берегу.

А дальше что? Эл в отчаянии задрал голову вверх. Гладкая отвесная стена из сырых склизких камней. Атаман попытался нащупать хоть какие-то щербинки. Бесполезно. Ему отсюда не выбраться. Он, словно мышь, угодившая в глубокий пустой кувшин – выкарабкаться без посторонней помощи из этой проклятой канавы невозможно.

Ты просто лишишься последних сил, Ворон, истечёшь кровью и утонешь в этой вонючей луже. Ты сдохнешь – а они будут жить! Эта мерзкая свинья, которая отправила сегодня за Грань всех (ВСЕХ!) твоих ребят, и эта лживая сучка, которую ты нежно целовал ещё вчера, а сейчас раздавил бы собственными руками – они будут жить, пить «Жемчужную лозу» и кувыркаться в той самой белоснежной постельке.

Нет, уж, нет! Не дождётесь, твари!

Хорошая штука – жажда мести. Он погрёб дальше, уже почти не замечая боли. Разве мучения от ран сравнятся с тем, что горит внутри?

В голове, как ни странно, прояснилось. Эл вспомнил, что видел у самого Серого моста, нечто вроде ступенек, выбитых в отвесной стене рва. Возможно, их сделали, чтобы была возможность спуститься вниз для осмотра или ремонта моста.

Атаману было наплевать, зачем они там, и кто их сделал. Куда важнее, что, если он сможет до них дотянуть, он выберется из этой мышеловки.

«Если» – неправильное слово! Ты обязан выжить, Ворон! Без всяких «если». Негоже умирать, не отдав долги. А ты сегодня задолжал сполна.

Пока он добрался до моста, луна утонула в пелене серых туч, и стало совсем темно. С одной стороны, беглецу это на руку – меньше шансов, что его заметят. С другой стороны, как теперь отыскать проклятые ступени.

Давай, брат Ворон, ещё рывок! Тело совсем закоченело и почти не слушалось. Хоть на дворе разгар лета, в глубокой тени рва вода прогревалась слабо. Или эта дрожь вовсе не от холода…

Эливерт подплыл к самой стене, шарил в кромешной тьме по скользким, покрытым мерзким налётом камням и ничего не мог нащупать. Неужели он ошибся? Но как же так? Он же помнит… Впору завыть от отчаяния!

И вдруг пальцы зацепились за какой-то уступ. Светлые Небеса! Вот они!

Эл возликовал в душе. Чуть подтянулся, зашипел от нестерпимой боли, но зато удалось уцепиться за нижнюю ступеньку. Замёрзшие пальцы отказывались слушаться, но он пополз наверх, буквально врастая в эти замшелые камни.

Слишком тяжело: нога соскользнула с мокрых, покрытых илом ступеней, руки не удержали, и он бултыхнулся обратно в воду. Вынырнул, вжался в стену, прислушался. Ночь напряжённо молчала.

Ещё одна попытка…

Попыток было много. Когда он сбился со счёта и решил, что это конец, его руки наконец-то зацепились за сухую шершавую кромку, и Ворон выполз на дорогу, проходившую вдоль крепостного рва.

Он мечтал отдышаться немного… Но боль в рёбрах скрючила так, что Ворон немедленно перевернулся на спину, и взвыл – лежать на спине было ещё невыносимее.

­ – Поднимайся, сволочь! – зашипел чуть слышно Эл на самого себя. – Ты ещё не сбежал…

Ноги слушались плохо. Он с удивлением обнаружил, что им тоже досталось.