Одинокий. Злой. Мой (СИ) - Новикова Татьяна О.

— Мари, пожалуйста. Прекрати, — кажется, Платон не обратил внимания на мое движение.

— Ты меня оставляешь здесь! Одну! Вместо себя!

— Если никого не будет в замке — я не смогу отпустить купол. Иначе мое отсутствие сразу станет заметно. Не смогу отпустить купол — у меня не будет сил. Я не смогу в том числе добраться до того, кто поможет мне с информацией о твоей родне. А так я вернусь утром, а ты будешь всё это время в безопасности.

— О, да. Скажи еще, что ты запираешь меня ради моего же блага! — горько выплюнула я, неуклюже поднимаясь на ноги и тяжело дыша.

— Я это делаю для себя, — не стал отрицать Платон.

— А раньше ты не мог рассказать мне свой план? — получается, он с самого начала не планировал выпускать меня отсюда.

— Какой план? — ответил он вопросом на вопрос. — Я с самого начала сказал, что собираюсь идти один, поэтому и просил у тебя информацию о родственниках. Ты пошла за мной — я решил, что хочешь проводить. Я не планировал брать тебя с собой, — отрезал он, и я поняла, что это правда. — Но я обязательно вернусь. Не думаешь же ты, что я навечно оставлю тебя здесь вместо себя?

Я неуверенно покачала головой. Сама уже не знаю, что думать…

Наверное, на секунду я именно этого и испугалась. Стать вечной пленницей поместья.

Я не доверяла Платону — пусть и открыла ему чуть больше, чем кому-либо за последнее время, — а потому боялась худшего.

— Мои братья очень удивятся, если придут навестить меня, а обнаружат некую Марьяну, — криво улыбнулся он, а затем раскинул руки в стороны, собирая вокруг себя черный дым. — Не переживай. Я скоро вернусь. Всё будет хорошо.

Эти слова будто отрезвили меня. Действительно, к нему же ходит доктор, о нем беспокоится родня. Он не сможет ускользнуть незамеченным, и даже если оставит меня вместо себя — об этом быстро узнают.

В какой-то момент самого Платона перестало быть видно за дымом. А затем этот сгусток темной магии припал земле и бесшумно и быстро заскользил прочь.

***

Платон осмотрелся. Каких-то пять-десять минут, и он будет на месте. Оказавшись в городе, он затерялся в толпе и не боялся быть обнаруженным. В конце концов, это не первая его вылазка. Арбитры не способны предусмотреть всего. В их понимании всё просто. Посадили на цепь как пса — можно больше не беспокоиться. Заперли — значит, никуда не денешься.

Наивные.

Платон хмыкнул. Хоть барьер и был серьезной преградой для любого, но… Платон не был любым.

Его не мучили угрызения совести из-за того, что Мари осталась в особняке. Не навсегда же оставляет, так чего о ней тревожиться? Внутри безопаснее, чем снаружи — тем более той, у кого слишком много секретов. С чего она вообще взяла, что он собирается её бросить?

Да уж, с ней будет сложно.

Но почему-то в груди кольнуло неясным чувством, когда она кинулась на решетку, словно бабочка, готовая испепелить себя, только бы долететь до желанного света.

Захотелось откинуть её прочь, не позволить навредить себе.

Безумная! А если бы шибануло сильнее?

А ещё, когда защитный барьер мигнул, Платону показалось, что с её лицом что-то не так. Лишь секундная вспышка, после которой Марьяна прикрыла щеки ладонями — но он отчетливо уловил, что кожа её исказилась. Как будто сползла та магия, которую он ощущал ранее.

С её лицом что-то не так? Какое-то ранение или дефект? На неё наложены матирующие чары?

Возможно, ему всего лишь почудилось. Всё произошло слишком быстро, за секунду сказать наверняка сложно.

Как назло, сегодня Марьяна будто поселилась в его голове. Ещё с того момента в гостиной, когда она принесла мазь и захотела помочь ему с ожогами. Уже тогда заставила думать о себе, а потом, у ворот, лишь усилила непонятное чувство, зудящее на уровне грудной клетки.

О Платоне давно никто не заботился вот так, просто, без потаенного умысла. Не считая мамы и братьев, конечно. Но когда пальцы девушки порхали над его телом, когда она склонилась к нему ближе, чтобы смазать свежие ожоги — это пробудило в нем не только благодарность, но и… физическое желание. Вполне очевидное.

Хотя, казалось бы, что может быть менее аппетитным, чем самодельная мазь и ожоги после электротока.

— Только не говори, что тебе небезразлична какая-то дворовая девка, подобранная с улицы, — донесся до Платона знакомый голос. — Сынок, неужели ты до сих пор не понял? Женщины способны порушить все твои планы. Сейчас ты её жалеешь, а завтра потеряешь рассудок и забудешь о том, ради чего всё затеял. Не забывай, ты ученый и должен обуздать эмоции.

Он обернулся.

Отец стоял в шаге от него, с отвращением кривясь. Весь его вид выражал полнейшее неодобрение, словно сын одними только мыслями про Марьяну сумел его жутко взбесить.

— Убирайся отсюда, — Платон качнул головой. — Ты галлюцинация. Я не собираюсь тебя слушать.

— Неужели? — Серп Адрон со вздохом двинулся к сыну. — Удивительно, что раньше тебя галлюцинации не тревожили. С чего бы им взяться сейчас?

— С того, что в последнюю встречу ты меня чуть не прикончил.

Их отношения с отцом сложно было назвать близкими или доверительными. Скорее уж наоборот: ни один из троих сыновей не любил Серпа и не хотел быть похожим на него. Злобного, безумного и готового на всё, только бы добиться своих целей. Отец лил кровь литрами и не гнушался никакой магии, даже самой черной. Ему было плевать на людей, на нечисть, на собственную семью.

Если бы понадобилось избавиться от сыновей ради исполнения собственных прихотей — он бы без сомнения это сделал.

Братья это понимали и однажды решили избавиться от него. У них почти получилось, но… к сожалению, даже здесь отец их переиграл.

Сейчас Серп Адрон находился в «Теневерсе», магической тюрьме для самых страшных преступников. Выхода оттуда не было, как и возможности наслать какие-либо чары. Так что видение — это точно очередной побочный эффект лечения.

Одним больше, одним меньше.

Не привыкать.

— Неужели ты держишь на меня обиду? Зря. Шрамы закаляют, — ухмыльнулся отец, делая ещё один шаг вперед. — Уж тебе ли этого не знать?

— Не приближайся.

— А то что?.. Если я галлюцинация, то что ты мне сделаешь? — Серп повел бровью в своей излюбленной манере и чуть приподнял левый кончик губ. В спектре выражений лица старшего Адрона это обычно означало веселье. — Хотя, знаешь, если бы у тебя был семейный талант, ты мог бы…

Платон качнул головой, не дослушав и оставив вопрос висеть в воздухе. Он развернулся, зашагав к «Серой моли». Хозяин клуба, Виктор Ковтун, наверное, уже заждался.

Когда-то давным-давно он считал отца чуть ли не богом. Кроме способности за одну секунду превратиться в жуткую бронированную машину для убийств, не восприимчивую к воздействию атакующих чар и магии (эта способность, как известно, есть у всех орков), отец управлял еще редким даром, передающимся в их семье. В каждом поколении Адронов был только один, кто обладал тайной способностью предвидеть смерть любого живого существа, на кого бы ни взглянул.

Платон втайне всегда надеялся, что именно ему в будущем достанется этот дар, а не братьям. Может, поэтому он так стремился во всем походить на отца? Сознательно копировал мимику, повадки, словно надевая маску в надежде, что однажды та срастётся с лицом и Платон будет достойным сыном. Не таким остолопом, как старший, Златон, и не наивным мечтателем, как любимчик отца Дитрих, а великим ученым, успешным бизнесменом, настоящим орком, тем, кем отец мог бы гордиться. Тем, кто, как и отец, мог бы унаследовать тайный дар.

Надо ли говорить, каким ударом для него стало то, что способность в итоге досталась Дитриху?

Ночная прохлада словно остужала разбередившие старые раны воспоминания, делала их не такими болезненными и четкими. Сейчас уже было абсолютно неважно всё то, что произошло больше десятка лет назад.

Какой из него бизнесмен, если совет директоров временно отстранил его от управления собственной компанией «Посейдон»?