По эту сторону любви (СИ) - Дез Олла

— Ты думаешь? — шепотом спросила я.

— Уверен — также шепотом сказал он.

— Что будем делать? — я вот не знала.

— Пока не знаю. Народу много. И разрешения на магическое сканирование у нас, разумеется, нет, — подтвердил мои мысли Габби.

— Ох. Рядом с какой замечательной картиной вы стоите! «Гермес представляет Пандору царю Эпиметею», — подошли к нам Акке и наш провожатый.

— И что же в ней замечательного? Кстати, я заметил, что это у вас любимое слово. У вас, что не полотно, то нечто замечательное. Что не сюжет, то снова замечательный, — хмуро спросил Акке.

— Ну, так и в самом же деле замечательно, — ничуть не смутился наш новый знакомый, и продолжил. — Так вот картина обо всем вам хорошо известной Пандоре, первой женщине, сотворённой самим Зевсом, которая открыла ящик, из которого выбрались все несчастья и бедствия. Включая ураганы и землетрясения, а еще болезни, как же без них. И магическую чуму тоже она выпустила. А всему виной её любопытство. Это главный порок всех женщин. Любопытство.

— А по-моему вы не совсем правы. Любопытство — это прекрасно. Многие открытия были сделаны исключительно благодаря любопытству, — не согласилась я.

— Открытия — может быть. Но это не про Пандору. Так вот. Ящик ей подарили на свадьбу с царем Эпиметеем. А он был, как известно, братом Прометея. Того самого, что дал людям огонь. Так что как видите все взаимосвязано. Огонь, чума, землетрясение и сама Пандора.

— Не подари Прометей огня, не было бы и магической чумы. Н-да, — прокомментировал Габби.

— Странно дарить ящик с несчастьями на свадьбу. Да и вообще странно подарить ящик и говорить не раскрывать его. По-моему так все и планировалось. Подарили — открыли, — съехидничал Акке.

— Да. А еще как вы видите, представляет её будущему мужу сам Гермес. Впоследствии был создан целый орден, и учение, которое и получило название Герметизм и орден «Золотой Зари», — продолжил наш спутник.

— Но был и другой орден — «Роза на кресте». Или «Крест и роза». Вы что-нибудь о нем слышали? — спросила я.

— Это древний орден. Кстати, оба ордена уже давно не существуют. Канули в глубине веков. А возвращаясь к картине, она прекрасна. И сюжет…

— Замечательный — продолжил за него Акке обреченно.

— А между прочем, в этом браке у Пандоры родилась дочь, ставшая родоначальницей целого народа эллинов, — ничуть не смутился наш гид. — Посмотрите, какие краски, глубина, и поистине великолепная красавица Пандора, — и он расцвел в улыбке.

А вот мне не хотелось улыбаться. На этой картине было слишком много всего. И Пандора, и Грааль, и Гермес. Мне было необходимо её осмотреть с помощью магии. Оставался единственный доступный в этой ситуации вариант.

— Ох. Что-то мне не хорошо. Голова кружится и все плывет, — с этими словами я схватилась одной рукой за голову, а другую в поисках опоры протянула к картине и, дотронувшись, отпустила магию.

Я надеялась, что я выбрала удачный момент. В зале как раз почти никого не было. Вдалеке стоял задумчивый посетитель, не обращавший на нас никакого внимания.

Художник, что стоял за мольбертом перед почти завершённой картиной, был обладателем больших и, на мой взгляд, немного длинноватых усов. А еще у него была бородка клинышком. Но все это терялось под взглядом умных и грустных глаз. Он обернулся и посмотрел прямо на меня.

— Ты гораздо моложе, чем я думал. Как твои успехи? Много подсказок уже нашла?

Я немного растерялась. Раньше никто не пытался вести со мной беседу на эту тему. Но я все же ответила.

— Пока только шесть.

— Ты большая молодец. И я рад, что именно мне выпала честь закрыть для тебя одну из главных позиций, связанную со временем, — продолжил он.

— Время?

— Да. Всего подсказок двенадцать. И связанные со временем ты собрала почти все. Моя — последняя, — он улыбнулся, но улыбка все равно не затронула его глаз.

— И какая подсказка у вас на картине?

— Молния. Ты видела там, на заднем фоне, гроза и молния. Тебе нужна молния. Когда она появится ты и увидишь то, что должна увидеть.

Говоря это, он указал рукой на самый верх полотна. Там и в самом деле была туча, и ее рассекал луч молнии. Молния была похожа на указывающую стрелу. Гроза и молния это атрибуты бога Зевса, чье присутствие так обозначено на картине.

Тут-то я увидела, что рука художника странно скрючена и деформирована. Для художника это должно быть ужасно. Тем более, что рука была правая.

— Но, получается, что у меня по времени январь и сумерки? Именно это. Как это может сочетаться с грозой? Разве гроза бывает в январе? — ничего не понимая, спросила я.

— Ну, дорогая моя глупышка. Если бы это было так просто, Грааль уже давно бы нашли. Но ты мне нравишься, потому послушай еще кое-что. Ты можешь сидеть на месте и ждать в январе грозу. И возможно раз в два, может быть три, а то и четыре года она все же случится, — и он опять грустно улыбнулся.

— Или? — подхватила я.

— Или взять в команду мага. Но, я и так сказал больше, чем должен был. Тебе пора.

Видение пропало. И я снова оказалась в Хаммабургском Кунстхалле. Габби что-то настойчиво втолковывал нашему сопровождающему. А Акке старательно загораживал собой меня. И учитывая, что мальчик был уже выше меня в свои почти пятнадцать, у него это хорошо получалось.

Я осторожно убрала руку от картины и тронула Акке за плечо. Он мгновенно завопил на весь музей, так что эхо прокатилось по другим залам.

— Ну, вот! Ей уже лучше!

На его возглас обернулись не только Габби и наш спутник, но и все, кто находился в этот момент в музее. И на ступеньках музея. И рядом с музеем. И даже на соседней с музеем улице.

Парень стремглав бросился… нет, не ко мне. Он кинулся к картине и уткнулся в нее носом. Тщательно то ли обнюхав, то ли все-таки осмотрев её, он успокоился и заметно расслабился не найдя ни малейших повреждений. Только потом взглянул на меня и с осуждением спросил.

— Как вы себя чувствуете, неска? Не дело это дотрагиваться до полотна.

— Спасибо. Мне гораздо лучше. Скажите, пожалуйста, вы так много поведали о картине. А вот об ее авторе? Художник, который её написал? — постаралась я вернуть его в привычную и любимую стезю.

— О! Это замечательный художник! Правда, он известен как мастер по изготовлению гравюр. Но как видите, картины он тоже рисовал, — заметно успокоившись, сопровождающий вновь принялся нас просвещать.

— А что у него с рукой? — спросила я, и только потом поняла, что нужно будет как-то объяснять этот вопрос.

Но к счастью он не заметил моей оплошности. Габби приподнял в недоумении брови, но не сказал ни слова. А Акке вообще, по-моему, нас не слушал.

— Это ужасно грустная история. Когда ему было всего три года, он упал на горящие угли и изувечил руку. Отсутствие мага-лекаря рядом и лечение только своими силами привело к деформации кисти. Так что вовремя руку ему не вылечили, а потом было уже поздно. И несмотря на свое увечье, он открыл гравировальную мастерскую и много работал.

— У него грустные глаза, — сказала я и опять не подумала, откуда бы мне это знать.

— Да. Он страдал от затяжной депрессии и чахотки. У него была тяжелая жизнь. Что это мы все о грустном? Пойдемте дальше! — и он бодро зашагал вперед.

Чтобы не привлекать излишнего внимания к этому инциденту мы дослушали его до конца, хотя и было видно, как моим спутникам не терпится расспросить меня о видении. Но, только вернувшись в дом к доктору Арбэнот, и застав Себа за выпеканием кренделей, я приступила к рассказу.

— Так. И что мы имеем в итоге? — по завершении моего рассказа заявил Себ.

— Время это сумерки, гроза и январь — протянула я. — А как понять фразу, что мне с собой на поиски следует взять мага?

— Клари, маг умеет делать молнию. Почти все маги ее умеют делать. И даже не важна специализация, — просветил Габби.

— Со временем почти все ясно. Мы должны быть на месте предполагаемого нахождения Грааля в январе, дождаться наступления сумерек и маг должен бабахнуть молнию. И она по идее должна что-то осветить. А сумерки это когда? — спросил Акке.