Мой талантливый враг - Дарья Сорокина
– Я могу легко сыграть партии Вивиан.
После сегодняшних унижений, вишенкой на торте которых стала помощь Винсента, мужской хохот меня уже не цеплял. А Марко и Ласло прямо старались. Картинно держались за животы и смахивали с лица невидимые слезы. А нет… слезы были неподдельными. Быстро же их перестало пугать имя моего отца. Видимо, после того как Винс раз пять назвал меня курочкой, а его не расстреляли за госизмену, эти двое решили меня больше не бояться.
Не смеялся только Винсент. Он терзал свою серьгу. Покусывал её, покручивал языком, а я боролась с мурашками, которые возникали у меня этих завораживающих движений.
– Десять песен осилишь к вечеру? – задумчиво спросил Вестехольт, все ещё насилуя свою серьгу.
Я поборола свой снобизм и на стала называть их песни примитивным завыванием, которое можно заучить меньше чем за час, а лишь коротко кивнула.
– Инструмент есть?
– Найду.
Винсент думал, смотрел на меня, прикидывал что-то, боролся с собой.
– Ты же не серьёзно? Винни, да ты глянь на неё, – ворчал Ласло. – У нас столько фанатов в академии, куда народа откликнется.
– Мне не нужны фанаты, – жестко ответил Вестерхольт. – Мне нужен кто-то с серьёзным подходом. Ты точно справишься, Елена?
– Инструмент, десять ваших песен. Что-то ещё?
– Марко распечатает партии. А я заеду за тобой в восемь вечера. Бывайте!
Так просто? Он согласился? Даже не попросил меня показать, что я умею.
С этими словами он подобрал свою акустическую гитару и побрел к дверям.
– Эй, Винс! А видеофоны? – Ласло отчаянно указывал на ещё не разобранную горку на столе.
– Курочка поможет, а у меня планы, – он подмигнул мне, и покинул чердак.
Едва дверь хлопнула, Марко и Ласло синхронно выругались на хангрийском. Не нужно было знать язык, чтобы догадаться, что это ругательство. Нечто похожее прилетело мне сегодня утром поверх жижи и перьев.
Быстрее сяду, быстрее закончу. Первой устроилась на стуле и продолжила удалять свои записи.
Ребята присоединись, но я чувствовала, как их распирает от вопросов.
– А ты точно умеешь играть на басу? – с неприкрытым сомнением поинтересовался Марк.
Я лишь самодовольно вскинула голову и ответила ему полным уверенности взглядом. Вот только в квадратных очках клавишника Парамнезии отразилось совсем неуверенное лицо.
Я в жизни не держала бас гитару. Вот сегодня как раз и узнаю, умею я на ней играть или нет. Это же не должно быть сложнее скрипки?
Когда с видеофонами было наконец покончено, на Ласло взвалили самую неприятную часть работы. Ему нужно было вернуть все изъятое владельцам. С недовольным кряхтением он начал собирать устройства в коробку. Я же пошла за Марко в копировальную комнату.
Он не разговаривал со мной почти всю дорогу и явно был не рад моему обществу. Можно подумать, я счастлива от истории, в которую влипла в прямом и переносном смысле этого слова.
Редкие адепты высоких, которые встречались нам по пути, провожали нас вопросительными взглядами. Но хоть не кидались ничем. Интересно, какая по счету пара идёт сейчас? И что мне будет за прогул? Воображение рисовала ещё одну объяснительную в кабинете герра Циммермана. Почему же мой конвоир молчит, вот бы разбавил мои невеселые мысли хоть на минуту.
Только когда Марк подключил к множительной машине свой видеофон, я услышала:
– На всякий случай не обольщайся. Я не в восторге от твоей замены на сегодня.
– Даже не думала. Просто хочу отплатить Винсу за услугу. Не более.
Это было лишь отчасти правдой. В той части, в которой было не страшно признаться самой себе. Ну а если быть честной до конца, то мне хотелось повторить нашу дуэль, я мечтала вновь ощутить ту бурлящую на кончиках пальцев магию, утонуть в какофонии противоречивых чувств, услышать рокот толпы. Довольной, гневной, испуганной. Не важно. Я хочу жить этим.
Марко деловито закатал рукава мантии. Целая вязь татуировок покрывала его кожу от запястий и выше. Слова на хангрийском, ноты, древние магические символы.
Хотелось пошутить что-то про шпаргалку, которая всегда с собой, но парень был так серьёзен, что я лишь терпеливо ждала, когда он закончит с распечаткой. Старый копир скрипел и повизгивал от натуги, но упорно работал. Хоть и медленно. Так что мне приходилось и дальше терпеть общество недовольного Марко, а ему моё.
Наконец-то первый лист выполз из машины. Потянулась к нему, но Марк опередил меня.
– Это не просто песня. Её написала Виви специально для вчерашнего выступления. Эту партию она должна была играть на большой сцене. Это её долгожданный дебют и триумф, которые вы с Винсом грубо отняли. Отнесись хотя бы здесь с уважением к тому, что мы делаем.
Приняла лист из его рук, и в этот раз уже новое чувство разливалось в груди. Мне было стыдно? Как сегодня утром, когда держала чашку кофе, сваренного Шаей. Что со мной такое? В жизни не было стыдно и совестно, но после дуэли, во мне начало что-то ломаться. Сочувствие к Амадею, стыд перед Виви и Шай, злость на студентов, раздражение из-за Марко.
А ещё есть Винсент с его серьгой на губе. И тут все куда сложение. Тут сразу весь спектр неприятных эмоций, которые сливаются в удивительную сладко-болезненную гармонию…
– Я отыграю партию Виви безупречно и с уважением, – пообещала Марку, но он даже не посмотрел в мою сторону.
И хорошо. Потому что себя я видела в отражении стеклянного шкафа. Ручаюсь, обсыпанная перьями я выглядела лучше. Огромные влажные глаза. Испуг и полное непонимание, что делать дальше со всем этим новым и непонятным.
На всякий случай песню Виви я не стала читать в присутствии Марка. Вдруг я выдам себя какой-то гримасой? Песня не понравится мне, и я усмехнусь, фыркнуть или сморщусь. Позже. Ознакомлюсь, когда останусь одна.
– Остальные песни Винсента.
Марк раскладывал листы на свободном столе и делал в
