Кровавые ягоды калины (СИ) - Порохня Нюша
И тут до моих ушей донесся разговор двух женщин:
— Слышала, Катенька Белозерова пропала?
— Ой, да вся деревня гудит, — вздохнула женщина. — Обыскали все… Гриша Плясов даже в лес с Ленькой ходили.
— Хороший мужик он, отзывчивый…
— Это да. Я вот Любашку свою, заперла, не дай Бог чего приключится. Еще и дом от леса крайний…
Меня словно жаром обдало. Плясов зашел, посмотрел кто из баб здесь и, небось, Леньку отправил за девочкой!
Я вернулась в комнату и незаметно кивнула Таньке, чтобы она шла за мной.
— Что? — Танька была вся на взводе. — Случилось чего?
— Ленька за девочкой пошел!
— За какой девочкой???
— Мать ее здесь. Слышала, она только говорила, что дом возле леса крайний?!
— Вот черт!
Мы выскочили из дома и помчались по дороге к краю деревни, скользя в грязи и не замечая холодного дождя.
Ближе к цели, мы прижались к забору и поползли, цепляясь новыми сорочками о сучки. Но это было настолько неважно по сравнению с тем, что могло произойти.
Противный голос дружка моего родственника мы услышали сразу. Он притаился возле двери крайнего дома и, пользуясь тем, что в деревне было безлюдно из-за непогоды и смерти, тихо уговаривал ребенка:
— Любаша, открой, мамка велела тебе пирожок передать с яблоками. Вкууусный!!! А еще леденец сахарный!
— А кто это? — пискнуло из-за двери.
— Дядя Леня! Сосед ваш! Ты что ж, дядю Леню боишься?
— Пожар!!! — заорала я, дурным голосом. — Пожар!!!
Танька сначала удивленно уставилась на меня, а потом тоже заорала:
— Эгэ-эй!!! У-у-у!!!! Ы-ы-ыыы!!!
В домах захлопали окна и раздались испуганные возгласы.
— Что горит?! Где?!
— Кто кричал?!
Мы с Танькой притихли и со злорадством наблюдали, как Ленька мчится под заборами, поджав хвост.
— Спугнули, — довольно заулыбалась я. — Теперь не сунется.
— Давай обратно, а то спохватятся, а нас нет, — Танька выглянула из-за забора. — Пошли.
Дождь закончился, а вот ветер разыгрался с какой-то остервенелой силой, неся с собой духоту после такой приятной прохлады. Когда мы уже поднимались на ступеньки дома, одежда на нас совсем высохла, и это было нам на руку. В комнате, где находилась покойница, было не протолкнуться. За это время набилась уйма любопытного народа, и стоило нам войти, все зашептались, косясь на меня. Ага, значит, матушка уже постаралась…
Мы спрятались в уголочке под иконами, и тут появился Григорий. Он пробежал глазами по толпе и, увидев нас, долго смотрел в нашу сторону, но мы стояли сухие, спокойные и достаточно унылые.
— Видела? — прошептала Танька. — Видать заподозрил!
— Не пойман — не вор.
Это бесконечное стояние настолько утомило нас, что покрутившись еще немного среди людей, мы решили пойти на кухню, попросить чего-нибудь поесть. В конце концов, не умирать же нам с голода!
Нашему появлению никто не удивился, правда, бабы, хлопочущие возле печи, смотрели на нас немного недовольно и недоброжелательно. Оно и понятно, слухи о том, что я вскорости стану хозяйкой всего этого, достигла и их ушей. Было видно, что женщины явно не понимали, за какие заслуги мне привалило такое счастье. Нас покормили, разговаривая сквозь зубы, и предложили отдохнуть в соседней комнате. Мы отказались, здраво рассуждая, что если мы еще займем их кровати, то дружелюбия к нам не добавится.
Оставалось идти в баню, куда мы и направились.
— А ты знаешь, что в бане ночевать нельзя? — прошептала Танька, когда я зажгла огарок свечи, стоявший на столе.
— Я тебя умоляю… Что еще может случиться?! — я улеглась на лавку, подложив под голову руку. — В этом кошмаре хуже уже не будет.
* * * Утро началось о-очень рано. Орали куры, кто-то отчаянно матерился, гоняясь за ними, а тело ужасно болело от твердой поверхности лавки.
— Ой, мамочка, — простонала Танька, растирая бока. — По-моему это я в гробу спала, а не прабабка твоя!
— Типун тебе на язык! — я с трудом разодрала волосы пальцами и заплела косу. — Сегодня похоронят ее и начнется…
— Угу… — протянула Танька, и мы вылезли из темной бани на солнышко.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Идите завтракать! — позвала нас женщина, кормившая вчера ужином. — Смелые, в бане ночевать…
— А где еще? — вздохнула Танька и та насмешливо хмыкнула:
— Ну да, в хозяйской горнице пока рано.
Я покраснела, мысленно поливая всех, от прадеда, до этой бабы такими словами, что и портовый грузчик застеснялся бы.
Мы сели с краю стола, стоявшего на улице, и сосредоточились на еде, пока наше внимание не привлек разговор.
— Вчерась ночью, в Алексеевке ребятенок пропал, прям с зыбки, — сказала одна из баб. — Мужик мой из города через Алексеевку ехал и остался там, в непогоду. Приехал под утро и рассказал, что забрался этот ирод через окно, вытащил дите и был таков. Мать услыхала, кинулась следом, да куда бабе за мужиком угнаться…
Мы похолодели. Значит, у Леньки здесь не вышло, так он в Алексеевку направился…
Быстро покидав в себя еду, мы сухо поблагодарили женщин и пошли прохаживаться по двору, в то время как приготовления к похоронам уже шли полным ходом. Прабабку уложили в гроб, пришли плакальщицы — четыре сгорбленных старушки, которые постоянно принюхивались, ловя запах готовящейся лапши. Григорий с угрюмым лицом сидел возле дома, не заходя внутрь, и пробегавшие мимо бабы охали и вздыхали, мол, бедный мужик, горюет, смотреть на жену в гробу не может…
Но скорее всего, причина была куда прозаичнее: первое — ему было все равно, а второе — запах в доме стоял, дай Боже. Он периодически посматривал на нас, и в его глазах появлялось все то, что творилось в голове, и меня мороз пробирал от пяток до макушки.
— Жалко ребеночка, — Танька выглядела расстроенной и подавленной. — Если бы мы знали…
— Это не наша вина, — успокоила я ее. — Но нужно постараться, чтоб больше такого не произошло.
Под стенания плакальщиц, отрабатывающих лапшу, покойницу вынесли из дома, и процессия двинулась на кладбище. К нам подошла баба с кухни и недовольно произнесла:
— Чего стоите? Хоть в последний путь проводите бедную женщину, — она зыркнула на меня. — Или уже не дождешься, когда побежишь добро хозяйское перебирать?
— Да пошла ты, — спокойно ответила я и ее глаза увеличились в размерах. — Знай свое место, дура.
Мы пошли за процессией, а она так и осталась стоять с открытым ртом.
— Лихо ты ее, — улыбнулась Танька. — Совсем обалдели…
— Да задолбали! — занервничала я. — По большому счету, я и так тут хозяйка!
— Это точно, — кивнула Танька и шепнула: — Смотри, Ленька объявился.
Действительно, откуда-то из кустов в толпу вынырнул Ленька и медленно пошел за всеми, постепенно приближаясь к прадеду.
Тем временем, все это похоронное движение миновало ворота кладбища и остановилось возле вырытой могилы.
— Пошли ближе к Леньке и Григорию подойдем, — предложила Танька, и аккуратно обойдя людей, мы залезли в кусты жимолости, оказавшись прям за спинами мужчин.
— Ты все сделал, как я велел? — тихо спросил прадед Леньку и тот закивал.
— Да, все. Он был доволен. Велел еще передать тебе, что к концу этого дня, ты за бабой приходил.
— Так вроде на завтра договаривались!
— Не знаю ничего, сказал пусть Григорий придет, заберет с болота подарок Корнею.
— Ясно. Ну, сегодня, значит сегодня.
— Что делать будем? — шепнула Танька. — Может нужно Корнея предупредить все-таки?
— Подожди еще, давай посмотрим, что дальше будет, — мне не очень хотелось идти на заимку и придумывать всякие истории, чтобы объяснить колдунам, как мы тут оказались.
— Лишь бы поздно не было! — надулась Танька, и я удивленно уставилась на нее.
— Чего это ты? Может, сама на колдунов виды имеешь?
— Может и имею! — Танька повела глазами. — Мужики-то симпатичные! А в нашей деревне, это дефицит!
— Так они же ненормальные!
— Это, так сказать, маленький недостаток, по сравнению с другими достоинствами, — выдала она. — Ясно?