Отбор для невидимки (СИ) - Вознесенская Дарья

И, как всегда, в царстве бумаги, кожи, а также тончайших деревянных пластин, почувствовала себя лучше и уверенней.

Я уже могла несколькими специальными хлопками зажигать свет повсюду.

Это помещение мне казалось самым… обжитым и современным, что ли. Уютная мебель, яркие лампы, немного естественного света и много дерева. Полы, чтолы, стеллажи и переходы — в библиотеке было несколько комнат — лестницы, позволяющие дотянуться до верхних полок, второй ярус и книги… книги, книги.

Какие-то из них были на незнакомых мне языках, какие-то написаны вроде на местном — но читать их было, что на иностранном, совершенно невозможно. Но большинство оказались доступны для понимания.

Я прошла к боковому шкафу в дальнем углу самой большой комнаты, и приступила к работе.

Если бы в этом мире догадались, выносить названия на корешки! Ладно уж, хотя бы на обложки… Но, за редким исключением, приходилось открывать каждый переплет, вчитываться в титульный лист, а то и просматривать первую страницу, чтобы понять, о чем идет речь. А потом оставлять на полках послание для себя же, какая подборка на этом стеллаже или в ряду. Умерший архивариус, похоже, тщательно следил за общим порядком, местонахождением и тематикой и хотя бы этим не добавил мне сложностей.

Книги, которые меня и в самом деле заинтересовывали и могли оказаться полезными, я относила и оставляла на небольшой этажерке возле удобного кресла для планомерного изучения. И, поскольку на следующий день находила их там же, предполагала, что не нарушаю никаких правил таким образом. Иначе их бы убрали — за библиотекой следили голы, даже не Ярон, другие, которые не слишком-то жаждали знакомства со мной и потому тщательно избегали разговоров — но работу свою выполняли тщательно.

Так, а вот, похоже, и нужная мне полка. Да её всю можно переложить на «мое» рабочее место: «Магические источники», «Магия камней и земли» — наверняка про голов, «Вымершие магические существа», «Слышащие и умершие», «Сказ о первом наезднике» и еще несколько томов такого рода.

Я села на свое любимое кресло и начала их просматривать в попытке обнаружить то, что мне показалось нужным. Но так и не нашла.

Снова вернулась к стеллажу и уже с большим тщанием перебрала увесистые фолианты и тоненькие, вручную сшитые «тетрадки».

Какой-то посторонний звук заставил замереть и обернуться.

— Ярон? — спросила неуверенно.

Обычно именно общительный гол обозначал так свое присутствие, и, будучи «обнаруженным», выходил, посмеиваясь и присаживаясь рядом… Ярон чаще всего сидел молча пока я читала, и уходил, как-только заканчивада, но иногда какая-нибудь моя фраза или осторожный вопрос сподвигал его на небольшой рассказ-зарисовку, откладывающуюся в копилке моей памяти и помогающую представить этот мир более целостно.

Но на этот раз никто не вышел.

Показалось?

Я прошла в соседний зал, проверила окна и пожала плечами.

Похоже, уровень зловещих предзнаменований достиг для меня критической отметки, и я перестала беспокоиться по поводу посторонних звуков и знаков. Уж если сравнивать с реальной опасностью вчерашнего дня…

Я передернулась и снова вернулась к нужному стеллажу. Неужели, ничего нет? Или есть, но в каком-то другом месте?

Потерла занывшие виски и вдруг нащупала небольшой, выпуклый шрамик, который до этого не заметила. Наверняка от вчерашнего удара об камень.

Снова стало зябко и тоскливо, да так, что захотелось спрятаться в плюшевом бордовом кресле и вызвать горничную — попросить горячий чай.

И в этот момент будто легкий порыв воздуха взметнул разложенные на столе листы, и на них… Обнаружился толстый том с витиеватым серебристым вензелем.

— Не это… ищете?

Голос прозвучал глухо, невнятно, будто его обладателю было трудно говорить, но, в то же время… зло, угрожающе. И почти издевательски.

Я сглотнула, сцепляя пальцы между собой, и медленно повернула голову к источнику звука.

13

Случается так, что за мгновение в голове проносится столько мыслей, будто не мгновение это даже, а часы и дни. Вот и сейчас…

Я вспомнила все. Испытания, что «предоставил» мне этот мир, будто в назидание. Все недомолвки и ощущение грозящей опасности — и опасной тайны. Свои мысли и не беспочвенные рассуждения по поводу происходящего. Вчерашний день… И сегодняшняя, так и не подтвержденная пока идея, из-за которой я оказалась в библиотеке. И которая пряталась от меня за почти черной обложкой доставшейся мне столь странным образом книги.

И в дальнем углу со сгустившемся в нем мраком… Которому точно некуда было взяться просто так.

Не к месту — а может и к месту — я вспомнила, что одна из любимых историй, «Красавица и чудовище», в детстве поразила меня самой возможностью полюбить чудовище. Мне тогда нравились только самые красивые мальчики, от светлых кудряшек я таяла и глупо улыбалась, в фильмах, раскрыв рот, смотрела на главных героев и потом, когда стала чуть старше, обклеивала постерами с красавчиками-киногероями стены в своей комнате.

А тут — страшилище. Как так?

Гораздо позже я задумалась, что убежденность в том, что чудовище, если оно любимо, меняется к лучшему, сделало несчастными многих женщин. Ведь в жизни все происходило совсем не так, как в сказке: в книгах это на самом деле принц в тюрьме устрашающей внешности… а в реальности под видом чудовища зачастую скрывается именно монстр. Эмоционально недоступный, жестокий, с гадкими или вредными привычками мужчина. И крайне редко — а то и никогда — любовь женщины способна это изменить.

Но сейчас я вдруг поняла, что был в этой истории еще один ценный урок. Суть которого в согласии, готовности принять, а не отрицать реальность. Позволить ей быть. Белль не меняла свое Чудовище — она приняла его таким, какой он есть. Согласилась, что он возможен в ее новой реальности. И пусть я не была красавицей, и ничуть не претендовала на внимание чудовища, но наконец-то я готова была осознать, что оно рядом со мной.

Ведь несмотря на постоянную и вполне логичную отсылку к этому сюжету, ранее я старалась об этом не думать. На меня и так свалилось слишком много информации и мозг, похоже, соглашался фиксировать и признавать только самые важное, необходимое для выживания в данный момент. Все остальное — отрицал. К тому же, в то, что я осознала и поняла о магии в этом мире, никак не вписывались волшебные заклятия, превращающие прекрасного мужчину в зверя.

Магия здесь была… сугубо ремесленная, по другому не назовешь. Или же являлась частью живого существа, его дополнительным, совершенным звеном цепи ДНК, навроде как у голов.

В замке и округе не было ни единого мага — зато за огромные деньги сюда привозили магические кристаллы из источников, с различными функциями. Никто не управлял огнем или воздухом, не превращал лето в зиму — но зажигали магические лампы, проникали в кровь и кожные покровы целительным касанием, воздействовали на стены и садили семена, которые прорастали в десятки раз быстрее, нежели обычные.

Никто не надеялся на магию и не делал из нее какого-то события — но с удовольствием пользовались результатами магических изменений.

Что касается существ…

Про одно я как раз и вспомнила этим утром. То, что описывалась в скупых строках тщательно вычитываемой книжки про проживающих в этом мире. "Перевертень", чей размытый и очень схематичный облик, напоминающий медведя, я встречала на страницах… и, если проанализировать, вчера в лесу.

И я могла предположить, что в толстой книге, которая пока была закрыта и будто запечатана массивным вензелем, хранилась об этом более полная информация.

О древней крови, теле и духе, как описывались перевертени… И если предположить, что древняя кровь — это звериная сила и ипостась, тело — это все-таки человек, а дух… может душа? То сказанное когда-то выражение «застрять в теле» становилось, наконец-то, понятным. Он и правда будто остановился в переходном состоянии. И его внешность была связана совсем не со злой волшебницей из сказки… Хотя кто-то же сделал его таким?