Мечи и кинжалы (СИ) - Грэмейр Этьен
Увы, судя по выражению лица Аннери, ей наше представление пришлось не по вкусу.
Вообще она теперь выглядела даже близко не так, как когда пыталась забраться ко мне в голову и надолго там утвердиться. Никакой трогательной милоты и алеющих щечек, только злобный мутный взгляд покрасневших глаз с темными кругами под ними и исхудавшее, заострившееся лицо. Почти месяц, проведенный в заточении в темницах Уртаги, необратимо сказался на высшей, превратив ее в пародию на себя прежнюю.
По крайней мере Талана позаботилась о том, чтоб ее отмыли, причесали и приодели, так что выглядела она не то чтобы отталкивающе. Даже наоборот: прежний ее образ теперь, без всякой магии, казался мне невыносимо приторным — в то время как сейчас злобный, но беспомощный вид высшей здорово заводил.
Ведь как бы она ко мне не относилась и чего бы там себе не думала, но захоти я сейчас бросить ее на пол и трахать до изнеможения во все дыры, она не смогла бы даже толком сопротивляться. Ведь за время заточения ослабла Аннери не только физически.
Дело в том, что весь срок заключения Талана по моему приказу водила ее за нос, убеждая в том, что они союзники, параллельно подкармливая кое-чем интересным.
Подойдя к кровати, на которой сидела, прижав колени к груди, Аннери, я уселся на ее край. Молча протянул к высшей руку — она отреагировала мгновенно, отпрянув к самому изголовью и таращась на меня злобными глазами. Аура ее при этом едва-едва ощущалась, слабо щекоча сознание.
— Что, ты не рада меня видеть? — хмыкнул, делано удивившись. — А как-же твое предложение стать моей королевой? Оно что-же, уже не в силе?
— Королевой? — Талана забралась на кровать с другой стороны, на четвереньках подбираясь к Аннери. — Стало быть, ты готова была раздвигать ноги перед господином, так? Ах ты маленькая негодница.
Талана протянула руку, попытавшись потрепать Аннери за щеку, но та отстранилась и хлестнула ее по пальцам. Вышло совсем не сильно — еще бы, в ее-то состоянии. Талана с ухмылкой убрала руку и уставилась на меня.
— Кажется, она малость одичала, пока сидела в темнице, — заметил я, делая вид, что очень озабочен состоянием опальной высшей. — Талана, дорогая, что ты с ней там такого делала?
— Ничего, господин, — захлопала та ресницами. — Просто она оказалась не таким крепким орешком, как мы рассчитывали.
Это правда — сперва я думал, что придется продержать Аннери внизу куда дольше, прежде чем наступит этот день. Но теперь вижу, что проведенного в темноте, сырости и одиночестве месяца ей хватило, чтобы дойти до грани. Еще неделька в таких условиях — и она сломалась бы окончательно. Но ждать этого я не стал, так как тогда с ней мало того, что играть было бы неинтересно, так еще и пользы в дальнейшем она мне принести не смогла бы.
А на силу высшей у меня имелись планы.
Но сперва следовало присвоить ее себе вместе с душой и телом Аннери, в чем здорово должны были помочь две вещи. Первая — любезно предоставленный Фалькией новоизобретенный наркотик, которым Аннери усердно пичкала Талана. Эта жуткая бодяга на основе старого доброго схина была предназначена в первую очередь для развития непреодолимой зависимости потребляющего, тем самым сводя на нет его силу воли.
Магия Аннери держалась в первую очередь именно на этом, так что сейчас она не могла даже принять боевую форму — не говорю уж о том, чтобы взять кого-то под контроль. Талана позаботилась, чтобы у нее развилась непреодолимая зависимость, бороться с которой Аннери была не в состоянии. Теперь я мог помыкать ею, по собственной прихоти лишая очередной дозы и подвергая тем самым настоящим мучениям.
Пару раз Талана в порядке эксперимента отправлялась кормить Аннери на несколько часов позже, чем обычно — в такие моменты та уже успевала сгрызть себе в кровь губы, рассечь затылок о стену и стереть кандалами кожу на запястьях и лодыжках. Боюсь представить, как высшую начнет корежить, если оставить ее без дозы на более длительный срок.
Уверен, она и сама не горит желанием это узнавать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Ну а вторая вещь, должная помочь в укрощении строптивой сучки, плескалась в небольшом розовом флакончике, лежащем сейчас у меня в кармане.
— Как твои дела? — спросил я, обращаясь к Аннери. — А то мы вот так давненько не общались. Кстати, ты по мне разве не соскучилась? Э-эх, а я-то думал, что небезразличен тебе.
— Ненавижу, — прошипела она в ответ.
— О нет, ты разбиваешь мне сердце! — наигранно воскликнул я, прижав руки к груди. — Прекрасная Аннери, не будь так жестока к своему скромному слуге. Ниспошли ему лучи своей милости, озари душу улыбкой.
— Хватит паясничать! — тявкнула высшая — голос ее тоже изменился, стал каким-то хриплым и надтреснутым.
— Паясничать? — хмыкнул я. — Мне-то казалось, что именно такие речи ты жаждала от меня услышать, когда пыталась залезть в мою голову и навести там свои порядки. Разве нет?
— Ты еще пожалеешь, что сделал со мной все это, — злобно сверкая глазищами, ответила Аннери. Пальцы ее затряслись, сжимаясь в кулаки. — И ты, и твоя мерзкая сучка.
Талана отреагировала в своем стиле — невинно приложила палец к губам и склонила голову, непонимающе заморгав.
— Господин, это она обо мне, что-ли? Но ведь я единственная столько времени заботилась о ней, навещала, кормила. Чем я заслужила такие слова?
Она шмыгнула носом а глаза ее при этом влажно заблестели — ну и актриса, похлеще даже Кадара будет. Хотя я ведь толком-то и не видел его в деле, так что лучше воздержусь от сравнения.
— Ну вот, ты обидела мою дорогую девочку, — укоризненно взглянул я на Аннери, прижимая Талану к себе и утешая, поглаживая по волосам. — Неблагодарная девчонка. И кто только занимался твоим воспитанием? Ну ничего, теперь, когда это бремя лежит на мне, я сделаю все, чтобы слепить из тебя нечто достойное.
Высшая непонимающе уставилась на меня — глаза ее лихорадочно блестели а на лбу выступил пот.
— Достойное служить Владыке, естественно, — договорил я и оскалился.
Талана, тут-же преобразившись в лице, сверкнула зубами в многозначительной ухмылке.
При виде наших физиономий Аннери сжалась, словно пытаясь втиснуться между подушками. Ее уже ощутимо потряхивало — время очередного прихода неумолимо приближалось. Надо-же, все работает как по часам.
— Помнится, ты мне много чего тогда наговорила, — произнес я, проходя к столу. — И я сделал из всего этого соответствующий вывод. На деле именно ты здесь самая тщеславная, легкомысленная, алчная и вспыльчивая — да настолько, что собственные слепые амбиции напрочь застят тебе глаза, мешая разглядеть очевидную подставу. Неужели ты впрямь рассчитывала, что Талана поспешит заключить с тобой союз, едва только ты окажешься в темнице? Вот дура.
Пока говорил все это, открыл два флакона: один с наркотиком, а второй — тот самый, розовый. Влил содержимое первого в небольшой кубок, стряхнул туда-же пару капель из второго. Взболтал, развернулся и зашагал обратно к кровати.
Она была не в пример меньше моей, так что до Аннери я мог дотянуться, стоя у самого края. Вообще вся комната, в которую мы поселили опальную демоницу, была тесной, с минимумом удобств — для высшей она наверняка ощущалась сродни клетке.
— Хочешь, да? — я с ухмылкой поводил кубком перед носом Аннери.
Та следила за ним, словно собака за костью. Тело ее дрожало — было видно, как она едва сдерживается, чтобы не вцепиться в кубок. Ну ничего, это ненадолго — вряд-ли ее хватит еще даже на несколько минут.
— Ну тогда проси, — велел я.
Она шумно сглотнула, облизала губы и вдруг обхватила себя руками за плечи. Закачалась на месте, опустив глаза.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Ну ты погляди, упрямая какая. Понимаешь ведь, что не сможешь сдержаться — только себе-же навредишь, а все равно хлебнешь.
— Отстань от меня, — еле слышно пробормотала Аннери. — Отцепись. Оставь меня в покое.
— Да я бы с радостью, но увы — не могу. Видишь-ли, я мог бы тебя просто завалить еще тогда, в моих покоях, но твоя сила слишком полезна, чтоб жертвовать ею из-за ничтожности ее обладательницы. По хорошему, тебе стоит радоваться — у тебя ведь есть шанс занять место возле меня, как ты и хотела. Конечно, не рука об руку, а только в ногах, но это всяко лучше, чем ничего. Верно говорю?