Оборотень на щите (СИ) - Федорова Екатерина Владимировна "Екатерина Федорова-Павина"

Нет, решил он, уже выпрямляясь с пригоршней воды.

Неизвестно, что будет с Ульфхольмом после того, что затеяли асы. Надо стать конунгом. Затем вызвать в Нордмарк волков и отправить Свейту в свой дом. Отыскать и прикончить всех ведьм в Эрхейме. Под конец передать звание конунга кому-нибудь достойному — и уйти в Ульфхольм. Хорошо бы сделать это, не опустившись на четыре лапы. Напоследок повидав жену в человечьем облике…

Свейта измученно улыбнулась, когда Ульф вернулся, неся воду. Обхватила перевязанными руками его ладони снизу. Он качнул головой, бросил:

— Выше хватайся. Береги повязки.

И она послушно коснулась его предплечий поверх рубахи. Наклонилась. А Ульф прошелся двумя пятернями по ее лицу, запоминая это ощущение — краешки подрагивающих губ, исхудавшие скулы, щеточки ресниц…

Шелк податливой кожи под его когтями.

Тропа светлых альвов отыскалась не сразу.

Свейта теперь шла неровно — и даже по звуку шагов Ульф понимал, что она сбила ноги о камни, укрытые травой. Обувка из одного слоя кожи защищала ее ступни только от колючек.

Кожа у нее слишком нежная, вот что, размышлял он, шагая неспешно — и на ходу принюхиваясь к запахам, наплывавшим со всех сторон.

От Свейты тянуло усталостью и болью, но теперь Ульф не мог тащить ее на себе. Следовало найти тропу — а облако запахов, окружавшее жену, могло этому помешать. И пробежаться по долине, оставив Свейту под кустом, Ульф не решался. Вдруг на нее кто-то наткнется, пока он рыщет в зарослях?

Жена снова споткнулась, и Ульф остановился. Распорядился, отпуская ее запястье:

— Присядь. Передохнем.

Она сдавленно вздохнула — но не стала говорить свое любимое "нет". Опустилась в невысокую траву, покрытую росой, вытянула ноги. И положила перебинтованные ладони на колени. Неловко, полусогнутыми пальцами вверх.

— Мы уже добрались до той долины, что нам нужна, — тихо сказал Ульф, присаживаясь рядом и вглядываясь в осунувшееся лицо Свейты. Бледное настолько, что даже веснушки посерели. — Когда найдем тропу, сможешь поспать. Я наломаю веток, сделаю шалаш. Если до заката никто из светлых здесь не появится, ночью сходим с тобой на охоту. Потерпишь без еды до вечера?

Свейта кивнула. Спросила — и голос был слабым, с хрипотцой:

— Как ты потерпишь?

Ульф широко улыбнулся.

— Смотри, как правильно ты заговорила. Я оборотень, Свейта. Дней пять могу обходиться без еды. Не бойся, тебя не…

Он прикусил язык, чуть не ляпнув — "съем". По загривку мгновенно стрельнуло нехорошей дрожью, щеки колко обметало выступившей шерстью. От своего же страха? Похоже, что так.

И улыбка на его лице в один миг обернулась волчьим оскалом. Ульф это знал. Клыки подросли, а челюсти сразу вытянулись…

Свейта, устало смотревшая ему в лицо, растеряно моргнула. Он сжал губы, шевельнулся, уже отодвигаясь назад.

Но тут его настиг шепот Свейты:

— Я не бояться, Ульф. Почему? Или рядом есть кто?

Нужно ей все объяснить, осознал Ульф.

И вдруг люто возжелал жгучей боли от серебра. Все бы отдал за возможность снова надеть гривну — и не бояться самого себя.

То ли нюх у него от злости обострился, то ли совпало так, но ноздри Ульфа как раз в это мгновенье унюхали новый запах. Которого прежде не было. Сладкий, чуть приторный, зовущий…

Где-то в стороне шел светлый альв. Шагал по заросшей долине.

— Идем, — тихо бросил Ульф, уже поднимаясь. — Светлый рядом. Как бы его не упустить.

Свейта подтянула коленки, чтобы встать — и он нетерпеливо подхватил ее под локти. Рывком поставил на ноги, затем потянул к деревцам, со стороны которых наплывал запах альва. На ходу прошептал:

— Пригнись. Смотри под ноги.

Свейта едва слышно выдохнула что-то вроде "аха". И Ульф, ныряя в чащу из сосенок и орешника, решил, что это "да" на языке ее мира.

Он пробирался в зарослях бесшумно, выбирая дорогу получше. Но под ногами жены вдруг хрустнул сучок, скрытый травой. Раз, потом другой. И Ульф подумал — незамеченным к альву уже не подойду. Слух у светлых острый…

Впрочем, вряд ли альв испугается двух путников, один из которых женщина. Сыны Льесальвхейма трусами не были. А если светлый все-таки ускользнет, то после него останутся следы.

Можно будет отыскать место, где альв сделал первый шаг по земле людей — и подождать там следующего гостя из Льесальвхейма, владения светлых.

Однако альв продолжал беззаботно идти по прогалине в зарослях. Даже не сбился с шага, когда в конце ее из кустов вывалился Ульф.

Остановился альв, когда до оборотня оставалось всего пять шагов. Весело усмехнулся, наблюдая, как Ульф одним движением запихивает Свейту себе за спину. Заявил:

— Доброго дня и легких дорог одному из сыновей Ульфхольма.

И хоть ненавистью от светлого не пахнуло, лишь любопытством, а еще насмешкой, радостной, беззаботной — но Ульф вдруг ощутил, как на щеках проступает шерсть. Может, потому, что сзади часто дышала Свейта, и от нее тянуло тревожным испугом…

Следом Ульф улыбнулся — клыки лезли наружу, и все, что он мог, это замаскировать оскал под улыбку. Сказал рыкающе:

— Доброго дня, светлый. Мне нужно поговорить с владыкой Льесальвхейма. С вашим конунгом.

— С Силундом?

Альв усмехнулся еще веселей. Затем перевел взгляд на Свейту, выглядывавшую из-за плеча Ульфа, и бросил:

— Хочешь предложить ему эту девицу? Загнал кобылку, теперь не знаешь, куда девать? Ничего, Силунд возьмет и загнанную. Он недавно прикупил себе в Нордмарке одну рыженькую, твоя составит ей пару. Две рыжих головы лучше, чем одна.

Свейта за спиной не шевельнулась, но испугом от нее пахнуло еще сильней.

Такое нельзя спускать, радостно подумал вдруг Ульф. Светлый не издевается — он прощупывает. Но правило одно, что для альвов, что для людей. С теми, кто позволяет себя унижать, не договариваются. Их используют.

Внутри отчаянно заскребся волк.

И Ульф рванулся вперед. Светлый потянулся к поясу…

Мир внезапно брызнул навстречу Ульфу запахами — яркими как никогда. Шорохи нахлынули, зашептали со всех сторон, и Ульф расслышал, как шуршит одежда альва, который все еще тянулся к своему ремню.

За его спиной медленно втянула воздух Свейта. Тягуче засвиристела где-то сойка, сонно шелестнула листва.

И единственным быстрым звуком оставался стук его сердца.

Охота. Такой охоты у него прежде не было. Двуногая дичь сильна. Чистая злоба внутри — хмельней эля. Слаще женщины…

Значит, вот как это бывает, когда серебро перестает жечь кожу?

Но светлый все-таки успел коснуться бляхи на своем ремне. А та солнечно сверкнула под его пальцами. У двуногой дичи есть оружие помимо меча?

В следующий миг лапа Ульфа сомкнулась на запястье альва. Стиснула и дернула руку светлого вверх. Вторая лапа перехватила ему горло.

И, скалясь альву в лицо, Ульф рыкнул:

— А может, я предложу Силунду твой язык? И зубы, если у вас нехватка бабьих.

Светлый, придушенно дергаясь в лапах Ульфа, схватился за ремень уже левой рукой. Но прежде, чем он успел что-то сделать, оборотень отпустил его правую руку. Отбил легким толчком ладонь, уцепившуюся за пояс, и чиркнул когтем по ремню альва — там, где не было узорчатых блях. Заодно зацепил и перевязь для меча.

Тонко выделанная кожа лопнула с визгливо-сердитым звуком. Ульф тряхнул светлого, по-прежнему держа его за горло. Мотнул головой, уклоняясь от мелькнувших рядом кулаков — так похожих на человеческие.

— Пусти… — просипел альв. — Ты ведь… договориться…

Договориться, эхом отозвалось в уме у оборотня. Ну да, он хотел поговорить с конунгом альвов.

А как же охота, стрельнула мысль. Ведь уже поймал? Чуть нажать когтями — и брызнет кровь. Такой дичи у него еще не было.

— Твоя женщина… — не унимался альв. — Смо… смотрит…

Свейта, вспомнил Ульф. И в уме тут же довольно согласился — пусть рыжая самка посмотрит. Боится добычи, это плохо.