Ярослава Лазарева - Нежность ночи
- А я-то тут при чем?— усмехнулась Рената и снова сделала шаг назад.
- Но ведь ты несешь ответственность за мое превращение!— сказала Лера.
- Знаешь, я впервые вижу такое уродство среди вампиров,— задумчиво произнесла Рената.— Надо бы спросить у Атанаса. Чего ты так беспокоишься? Выглядит вполне оригинально!
И она зло рассмеялась.
- Оригинально?!— заорала та.— И как, по-твоему, я должна охотиться? Любой парень, лишь только я сниму перчатку, старается от меня смыться.
- А ты не снимай!— посоветовала Рената. - Придумай себе какую-нибудь сексуальную униформу, что-нибудь типа: черные чулки и черные перчатки с кружевными оборками. Парни от такого просто с ума сходят. Тело же у тебя выглядит обычно?
И она снова засмеялась.
- Да пошла ты!— разъярилась Лера.— Думала, расскажешь, что это и как мне избавиться от стеклянной руки, но ты только издеваешься! Ну погодите! Доберусь еще и до тебя, и до этой идиотки Лады!
И она грозно посмотрела на меня. Я отступила назад, от страха мороз побежал по коже. Лера была явно не в себе. К тому же ее прозрачная поднятая рука со скрюченными пальцами и длинными прозрачными ногтями наводила на меня ужас, словно занесенная для удара лапа неведомого хищника.
— Убирайся с моей территории!— четко проговорила Рената.
— Встретимся еще!— глухо ответила Лера и исчезла.
Но исчезла она странным образом. Пропала вся ее фигура, а стеклянная рука словно задержалась на какие-то секунды, будто в воздухе завис какой-то непонятный хрустальный призрак. Рената даже попыталась по нему ударить, но кисть тут же исчезла.
— Нда-а,— протянула она,— чудны дела твои, повелитель! Такого я, живя больше двух веков, еще не видела.
— Но как это вышло?— спросила я, подходя к Ренате.
— Думаешь, я знаю?— усмехнулась она.— Я сделала из нее вампира стандартным, можно сказать, способом: укусила в яремную вену. Ты же сама все видела. И она прошла превращение. Но чтоб получить такое уродство! Видимо, это какая-то мутация. А что, вполне может быть! Не только вы, люди, вырождаетесь. Значит, и у нас подобное имеется. Будь осторожнее.— чдруг сказала она.— Лера очень агрессивна. От нее сейчас всего
- Мне уже все равно!— устало ответила я.
- Ну-ну - пробормотала Рената, вглядываясь в моелицо.
Я вдруг ощутила такую апатию, что и правда в этот миг без страха думала о смерти.
- Смотри, Лада, - нервно засмеялась Рената, - хорошо, если она просто тебя убьет. А если решит превратить в вампира? И ты станешь ее подобием, скажем, уже с двумя стеклянным руками?
- Не смешно!— ответила я, развернулась и пошла в сторону своего дома.
Рената догонять не стала.
Оказавшись в квартире, я сразу везде включила свет. При полном освещении мне было легче переносить одиночество. Так и казалось, что Грег где-то рядом— может, на кухне, готовит мне еду, или сидит в кабинете за компьютером, или лежит на диване в гостиной и смотрит какой-нибудь фильм. Я всегда любила погружаться в мир фантазий, а сейчас словно грезила наяву. Мне даже чудилось, что стоит его позвать, и он откликнется. Вновь захотелось плакать, но я сдержала себя. Мне необходимо было собраться, перестать тосковать и найти решение. Я не могла забыть того, что Коля обещал узнать о «прадедушке» Ренаты, и изнывала от волнения при одной только мысли об этом. А если выяснится, что мой Грег так и остался в том времени? Я допускала все. И хотя раньше ни секунды не сомневалась, что такая любовь, как наша, способна преодолеть все преграды, даже самые немыслимые, то теперь, оставшись одна, уже практически впала в отчаяние от неразрешимости проблемы. И самое худшее, я не могла связаться с Грегом или хотя бы оказаться в том времени и наблюдать за ним, пусть и оставаясь невидимой. Эта неизвестность изводила.
Я отправилась в кабинет и взяла роман Рубиана Гарца. В который раз перечитала то место, где он описывает свои ощущения после превращения. Мне казалось, что так я прикасаюсь к тайне и понимаю, что сейчас в эту минуту испытывает Грег.
«Убогое жилье поначалу ужасно меня раздражало. Я привык к комфорту двадцатого века. Отсутствие элементарных удобств, как ни странно, может довести человека до исступления. К тому же моя память сыграла со мной злую шутку, ведь я помнил все, что произошло в мире за время моей вампирской жизни. Жить с такими знаниями было сложно. Особенно сразу после превращения. Но самым болезненным было, конечно, воспоминание о моей оставленной возлюбленной. Милая Эльза! При одной мысли о ее страданиях я сходил с ума. И был уверен, что если бы точно знал, что навсегда перенесусь в свое прошлое, то предпочел бы остаться вампиром, существом без души, с утерянным поэтическим даром, но рядом с моей любимой!
Когда я очнулся в сарае, то поначалу не мог прийти в себя и не скрыл следы содеянного. Меня обнаружил мой брат. Он сразу же заметил верёвку с петлей и решил, что я неудачно повесился. Нравы в моей семье царили суровые, самоубийство всегда считалось стоашнейшим грехом. Мужчины расценивали это как слабость духа, ну и проклятье рода, передающееся из поколения в поколение, довершало дело. Выходило, что я трус, слабак, и к тому же клятвопреступник, раз осмелился совершить попытку самоубийства, хотя знал, к чему она может привести.
- Мы будем молчать об этом,— заявил отец, когда брат привел меня в дом и рассказал, в каком состоянии меня обнаружил.— Бог милосерден и спас тебя от жуткой участи вампира. Твой брат сказал, что веревка оборвалась. И ты остался жив. Благодари Бога денно и нощно за это! И впредь даже не помышляй о подобном! А мы постараемся забыть о твоем проступке, а вернее даже преступлении!
- Я слушал его молча. А что мне оставалось? Если бы я рассказал всю правду, меня сочли бы
сумасшедшим. Каких поистине титанических усилий мне стоило сдерживаться! Но со временем я начал привыкать. Память словно подергивалась легкой дымкой, повседневная жизнь затягивала, и мне становилось все легче. Я вновь начал писать стихи. Это служило мне утешением.
Скоро я обнаружил, что какие-то вампирские способности у меня сохранились. Например, я видел удивительные сны, которые можно было назвать вещими. Однажды мне приснилось, что дом нашего соседа горит. Будто бы жена его варила мыло для хозяйственных нужд во дворе. Ее позвали в дом, она ушла и забыла о костре и котле с мылом. Подул сильный ветер, искры полетели на сеновал, все тут же запылало. Я так четко увидел все это, словно сам присутствовал. Но наутро никому не сказал о своем сне, а через день все случилось именно таким образом. Помню, как испугался. Впредь я решил быть более внимательным к своим снам. Но что бы я сообщил тогда? В подробностях рассказал свой сон? Кто бы мне поверил? Меня и так считали в деревне не от мира сего...»
