Алые сердца - Тун Хуа
– Юйтань, я не могу принять это лекарство.
Девушка изумленно взглянула на меня, и я негромко пояснила:
– Столько лет я относилась к тебе как к родной сестре и не стану скрывать от тебя: я совсем не хочу становиться женой господина наследного принца. Я не вижу иного выхода, кроме как под предлогом болезни постараться потянуть время. Притвориться больной я не могу – Ли-анда тут же обо всем узнает, стоит ему спросить придворного лекаря. Так что продолжай приносить мне лекарство, как обычно, а затем незаметно выливай куда-нибудь.
Юйтань долго смотрела на меня, покусывая губы, но в конце концов кивнула. Я с улыбкой сжала ее ладонь, но она вдруг резко отвернулась, вытирая слезы. Плечи ее вздрагивали, и до меня донеслось едва слышное бормотание:
– Почему все так? Даже такую, как сестрица, и то…
Эх! Какая же судьба ждет саму Юйтань? К тому времени, когда ей можно будет покинуть дворец, она уже давно выйдет из возраста, когда выходят замуж, и у нее, с ее-то происхождением, не будет даже поддержки семьи. Если она не выйдет замуж, ей останется лишь прожить остаток жизни со своим братом, – как можно вынести такой стыд? А выйти замуж ей вряд ли удастся, ведь найти порядочного человека совсем не просто. Если бы умную и умелую девушку вроде нее поместить в современное общество, разве не все дороги были бы открыты перед ней? Но в эту эпоху в ее будущем я видела лишь непроглядную черноту. Воистину, «женщины состоят из воды»[117], ведь в этом обществе у них нет иного пути, кроме как следовать принципу «троякой покорности» – в юности слушаться отца, в замужестве слушаться мужа и в старости – сына. В одиночку противостоять устоям патриархального общества – все равно что для богомола пытаться удержать лапками колесницу; так разве могут женщины не лить слез?
Несмотря на то что вчера я ни разу не пила лекарство, сегодня чувствовала себя лучше. Скорее всего, сказалось то, что я каждый день прыгала во дворе через скакалку, а еще частенько качала пресс перед сном, поднимая корпус из положения лежа. Тогда я считала, что здоровье – это самое важное, и, так как я живу во дворце одна, если заболею, сама же и буду мучиться. Кроме того, древняя медицина оставляла желать лучшего; стоит прочесть «Сон в красном тереме», чтобы осознать: даже легкая простуда может вмиг обернуться смертельно опасной чахоткой. Все это заставляло меня крайне бережно относиться к своему здоровью, но теперь я начала жалеть об этом. В особенности после того, как придворный лекарь, выслушав мой пульс, с улыбкой сказал:
– Отдохните еще четыре-пять дней, и окончательно выздоровеете.
Страдая в душе, я притворилась, будто чудовищно рада это слышать.
Юйтань ушла за лекарством. Я в оцепенении лежала на кровати на боку, когда внезапно раздался стук в дверь.
– Войдите, – сказала я.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел Сяо Шуньцзы. Торопливо подойдя к постели, он опустился на одно колено и тихо проговорил:
– Господин велел мне передать вам, барышня, лишь одно слово: «Тяните!»
И он быстро умчался прочь.
Я долго думала и наконец приняла решение.
Вечером я отправила Юйтань в ее комнату отдыхать. Подождав, пока она уснет, я набросила на плечи накидку, открыла дверь и вышла во двор. Был конец девятого месяца, и ночи в Пекине дышали прохладой.
Стоя в одиночестве на свистящем ветру, я думала о том, что в прошлый раз, когда до меня дошло то трагическое известие, тоже дул ледяной ветер, из-за которого я и простудилась. Жар же у меня появился по большей части из-за психологического фактора. На этот раз я слишком спокойна, и, боюсь, то, что я просто постою на ветру, ничего не даст.
Я повернулась и пошла обратно в дом. Там я взяла таз для умывания, набрала холодной воды и облила себя всю с ног до головы. Мокрая насквозь, я вышла и встала против ветра с поднятыми руками, стиснув зубы и закрыв глаза. Тело била крупная дрожь.
– Добрая сестрица, зачем же ты так измываешься над собой? – вскрикнула Юйтань, бросаясь ко мне и намереваясь уволочь меня в дом, но я оттолкнула ее:
– Не обращай на меня внимания, возвращайся в постель.
Она продолжала тянуть меня, и я добавила:
– Думаешь, мне так хочется измываться над собой? Сейчас это единственное, что я могу сделать, чтобы себя спасти. Ты только навредишь мне, если продолжишь попытки меня остановить. А я ведь всегда считала тебя близкой подругой.
Юйтань разжала руки, молча глядя на меня глазами, полными слез. Не глядя на нее, я вылила на себя еще таз воды.
Я простояла на ветру половину ночи. Не успел забрезжить рассвет, как у меня снова начался жар и закружилась голова.
Юйтань отвела меня в комнату, поддерживая под руку, вытерла волосы, переодела меня и укрыла одеялом. Я продолжала настойчиво повторять ей:
– Не торопись звать придворного лекаря, пока не высохнут мои волосы. Зови его лишь тогда, когда они будут теплыми на ощупь.
Много дней подряд из-за постоянного волнения я не отдыхала как следует и потому, усилием воли заставив себя побыть в сознании какое-то время, в конце концов провалилась в сон, больше похожий на забытье.
Второго мощного удара мой организм не выдержал, и, так как в древности не существовало эффективных жаропонижающих средств, я провела в полузабытьи целых три дня. И даже после того, как пришла в себя, на поправку пошла лишь спустя еще четыре-пять дней. Хотя это было не очень хорошо, я радовалась, что Юйтань больше не нужно целыми днями опекать меня. Помня о переломном моменте и об отношении императора Канси, я велела Юйтань возвращаться на службу и смотреть в оба. Девушка послушно закивала, показывая, что все поняла.
Вот-вот должен был наступить десятый месяц, но ничего по-прежнему не происходило. Юйтань рассказала мне лишь о том, что Ли Дэцюань спрашивал у нее о моем здоровье и равнодушно велел ей хорошо ухаживать за мной. Я была охвачена беспокойством. Внезапная и тяжелая болезнь свалила меня слишком уж кстати. Что мог подумать император?
Прошло уже пятнадцать дней с тех пор, когда ко мне приходил четырнадцатый принц, а я по-прежнему не замечала никакого переломного момента. Однажды, когда я в печали сидела у себя, в комнату ворвалась Юйтань. Хорошенько затворив дверь, она села вплотную ко мне и прошептала:
– Я
