Космическая шкатулка Ирис - Лариса Кольцова
Тут Капа одёрнул сам себя, с чего он взял, что прогулка с другом детства есть завязь чего-то серьёзного? И каким образом он, маг, сможет приблизить к себе не то что Иву, а любую женщину? Теперь ему остались только тайные, и от того подлые, вылазки в столицу к любительницам заработать себе на лёгкую жизнь своим передком. Пока он сам не сумеет обуздать животное в себе. Или не постареет естественным образом.
Дошли до дома Светлого Потока. Он вежливо попрощался с магом, пожал руку Иве и спросил, – Может, я провожу тебя до самой двери гостиницы?
– Иди уж! – властно прикрикнул маг, – никто её и пальцем не тронет.
Светлый Поток потоптался какое-то время на месте, пока Ива ласково не подтолкнула его в сторону осиротелого бывшего родового жилья. – Завтра жду, – сказала она, – вместе поедем в ЦэДэМ. Ты мне всё расскажешь.
Тогда он и нырнул в калитку. Ива осталась с Капой вдвоём. До храмовой гостиницы было совсем близко. – Вот уж дитя! Хотя и вымахал с меня почти ростом, а всё тот же Ручеёк – дурачок! – язвил Капа, не желая прощать парня за синяк, на который сам же и напросился.
– Ты о чём бурчал всю дорогу? – поинтересовалась Ива, – Я слышала. Вспоминал о своей Вишенке? Так чего ты хотел, если ты маг, а она должна же подумать о себе. Хорошо, что это произошло не слишком поздно. И хорошо, что она не родила от тебя ребёнка. Вот когда было бы настоящее уже горе для неё.
– Какое там горе для пустотелой куклы? – озлился вдруг Капа. – Она способна только объедаться, обряжаться в платья, одуряющие глаза всякого, кто не обладает разумом, да совокупляться без проблем со всяким, кто того хочет. Ты давно её не видела, потому и не суди о ней по-прежнему. Вешняя Верба изменилась неузнаваемо, а может, она только развилась в ту форму, которая и была для неё естественной. Она же в силу бедности её семьи, в силу задавленности всего лишь затормозилась в своём пленительном детстве, чем меня и взяла за самое сердце. Внешне она созрела, а душа была по детски бесхитростна и открыта. Я-то думал, что она такая и есть по своей натуре, а оказалось… Лучше бы её и не видеть уже никогда!
В гостинице он отдал все необходимые распоряжения одному из своих помощников. Тот с любопытством взирал на недостойно заплывшую скулу достойного мага, и маг опустился до лжи, объяснив, что в темноте налетел на дерево и стукнулся лицом о толстый обрубок ветви. Приказав принести ему снадобье для скорейшего рассасывания синяков, Капа ушёл к себе, даже не попрощавшись с Ивой. А она оказалась в той самой комнатке, где и встретилась в тот день, как очнулась после путешествия в мир предков, с Сиренью. Иве даже показалось, что запах её ароматов до сих пор витает в воздухе. Но такого быть не могло. Она раскрыла окно и увидела реку. От реки шло влажное и сильное веяние её ночного дыхания с примесью аромата завезенного лотоса, илистых заводей, подводных рыб и гадов, а также и мокрого песка. Где-то на горизонте светлела полоса – отсветы огней далёкого «Города Создателя». Ива вспомнила о похожем свечении над зубцами леса. Вспомнила о «Пересвете».
Как сомнамбула она вышла из комнаты в темень ночи. В направлении к лесу.
Выход Фиолета из снов Ивы в реальность
Она не помнила, как дошла по тёмному лесу до той самой круглой поляны. Но ничуть не удивилась, увидев там Фиолета, сидящим на поваленном дереве. Она даже безошибочно определила само место, где он и сидел. На нём светлел тот самый загадочный костюм, те же серебряные ботинки. И бороды у него не было. Ива села рядом и прижалась к нему. Ствол упавшего дерева был сухим и мягко обросшим курчавым мхом. Фиолет обнял её в ответ.
– Почему, – спросил он, – я не могу быть с тобою вместе, когда мне, вроде, никто того и не запрещает. Ты ведь понимаешь, все эти игры в командира и в его команду, в которую я и не вхожу, не могут быть настоящей жизнью. Между мною и прочими стоит непонятная стена. Нет, никакой вражды нет, мы отлично общаемся, но когда проходит день, и я остаюсь наедине с собою, я абсолютно пуст, безмерно одинок. Если бы ни одна совсем ещё молоденькая женщина… Но ты не ревнуй, у неё есть муж, которого она любит. У нас только дружба, взаимная симпатия.
– Её зовут Ландыш, – не спросила, а утвердила Ива. Фиолет молчал. Если он и удивился, Ива того заметить не могла. Было темно. – Ты тоскуешь о «Пересвете»?
– Да. Тоскую о нём, как и той жизни, которой у меня уже никогда не будет. – Его лицо даже в темноте слегка светилось, таким оно было белым. И Ива опять подумала о том, что у него вместо крови в сосудах и капиллярах некая загадочная субстанция, похожая на молоко. Она потрогала очень бережно, губами, его лицо. Оно было прохладное. Фиолет с готовностью прижался уже своими губами к её губам. Странный поцелуй был мало похож на страстный и мужской. Ива вдруг подумала о том, что не помнит, а был ли он её мужем? Казалось, что был, и в то же время Фиолет казался ей собственным вымыслом, каковому в жизни нет места. Она заплакала от непонятной жалости к нему. Но возможно, жалость возникла и к себе самой. К тому, что она, став здоровой, так одинока. Как не была в то время, когда хромала. Она вспомнила о Ручейке, ставшем Светлым Потоком. Он показался сильно похожим на Фиолета. Только он проще и понятнее. Он настоящий. Ива вдруг поймала сама себя за эту мысль. Разве Фиолет не настоящий? Она судорожно ощупала его сильные руки. Его статное тело казалось живым, он дышал рядом, но чего-то не хватало, чтобы почувствовать его подлинным. Настоящим. – Ты мне снишься? – спросила она.
– Я не знаю, – ответил он. – Мне кажется, что в эту самую минуту в этом самом лесу, на
