Аконит - Ирена Мадир
Когда его богиня была рядом, Гил знал, что он здесь, чтобы быть. Просто быть. Любить, быть любимым, разговаривать на кухне, читать статьи, смеяться и злиться. Корри, будто якорь, держала корабль его разума на месте, не давала разлететься по ветру мелкой пыльцой.
Но она не могла бы быть постоянно рядом, а он не умел быть без нее. И у Гила не было уверенности, что он когда-нибудь научился бы жить без нее, а значит, если он останется, ему придется запереть богиню в клетку, построенную из его эгоизма и неумения существовать.
Значит, выбор очевиден.
Да, ей будет больно сначала, но потом она научится справляться с этим, потому что и раньше справлялась. Корри сможет стать журналисткой, сможет прожить свою жизнь так, как хочет. У Гила были накопления, и он может оставить их ей, чтобы она не боялась жить в нищете. А еще есть Рие и Донни. Гил возьмет с них обещание помогать его богине. Он попросит отца присматривать за ней…
– Гил, – сонная Корри в одной тонкой сорочке заглянула в ванную комнату.
Он посмотрел на нее через зеркало и, как всегда, на парс замер. Каждый раз он удивлялся, что она настоящая. Приходилось подавлять в себе желание опуститься перед Корри на колени и целовать ее ноги, руки, слушать ее дыхание…
Он спрятал свой трепет за усмешкой:
– Миленько выглядишь.
Корри фыркнула, но улыбнулась, приоткрыв рот и показав ряд зубов. Ее ореховые радужки словно светились изнутри теплом. Она забавно наморщила носик и чуть повернула голову, отчего вьющиеся волосы упали с плеча на грудь, и рубиновые всполохи света отразились на локонах.
Сердце пропустило удар, по телу прокатилась сладкая истома, и его снова охватила жажда коснуться бархатистой девичьей кожи. Но он подавил порыв, привыкнув не показывать истинных чувств. Потому что если покажет, насколько сильно нуждается в Корри, она точно не отпустит. Его сострадающая богиня…
– Ты давно тут. Все хорошо? – Она уперлась в стену оголенным плечом, запорошенным веснушками, как бледная пена на кофе, засыпанная корицей.
– Не беспокойся, – Гил вынужден был прятать глаза, потому что боялся, что она все поймет. Поймет, как ему страшно уходить, как страшно не возвратиться. Как он хочет свернуться клубком рядом с ней, позволяя ее волосам закрыть весь мир, чтобы только прижиматься к ней, вдыхать ее аромат и вечно пить ее любовь. Сладкую и теплую.
Тонкие брови нахмурились то ли недовольно, то ли задумчиво. Однако Корри не проронила ни слова, не спорила, не пыталась выведать тайну. Она просто сорвалась вдруг с места и обхватила Гила со спины так крепко, как только могли ее мягкие руки. И он почти задохнулся от накатившей нежности, от мурашек, которые прошлись вдоль позвоночника. Гил положил свою прохладную, еще немного мокрую от воды руку на ее пальцы. Они казались ему умилительно маленькими и тонкими, а еще ужасно красивыми.
Нужно было что-то сказать, о чем-то подумать, но все вылетело из головы. Гил прикрыл глаза, чувствуя, как пьяняще упругое тело жмется к его. Если он о чем-то и мог бы рассуждать, то точно не в случае, когда сокровище так тесно его обнимает.
– Тебе не пора спать? – Гил досадливо поджал губы, поняв, как хрипло сказал это. Голос его выдал, а так хотелось делать вид, что все в порядке…
– А тебе? – угрюмо спросила Корри, чуть отстраняясь.
Гил с трудом сдержал разочарованный вздох. Он бы хотел, чтобы объятия длились дольше…
– Прости, что разбудил, – наконец говорит он, поворачиваясь к ней лицом.
– Гил, – вздыхает она. Его имя, слетающее с ее губ, всегда кажется самым правильным, что существует в этом мире.
Корри уткнулась лбом в грудь Гила, и он почувствовал, как рыжие пряди щекочут его живот.
– Пойдем в постель. Мне холодно без тебя…
– За окном лето, – возразил тот больше наигранно, потому что внутри уже поднималась горячая волна удовольствия от ее слов.
– Тут прохладно.
Когда Корри бурчала, ее влажные губы задевали кожу Гила. Он больше не пытался унять нарастающее возбуждение, и его ладони заскользили по ее спине, талии, округлым бедрам.
– Знаешь, мне ведом лишь один способ согреться.
Дыхание наверняка коснулось ее уха, когда Гил зашептал. Его руки сжали ее мягкие ягодицы, а зубы застыли над трепещущей жилкой на шее Корри. Слышался быстрый пульс, ее запах становился гуще… Истома прокатилась под кожей, вызывая мурашки. Гил почти тонул в удовольствии просто от понимания того, что его богиня тоже хочет его.
Ее немного вспотевшие от волнения ладошки уперлись в его плечи, Корри точно собиралась что-то сказать, но вместо слов – взгляд блестящих глаз. Ее зрачки расширились, и в них можно было найти отражение фиолетового света…
Гил надавил на поясницу Корри, заставляя ее придвинуться. Теснее, чтобы он мог вжаться в нее пахом. А затем склонился к ней, целуя шею и плечи, ловя ее стоны… Но все прервалось, когда Гил ощутил, как его сокровище отталкивает его. Он отодвинулся, взволнованно оглядывая ее. Что-то не так? Он сделал что-то не так? Ей больно? Неприятно? Что?
– Наверное, ты прав, – пробормотала Корри, найдя в себе силы на осмысленные фразы, – лето ведь. И без того жарко.
Она отстранилась, и Гил беспомощно отпустил ее, силясь не выдать разочарования, которое захлестнуло его. До крови он прикусил язык, ощутив металлический привкус, стирающий изо рта вкус Корри. Регенерация зашипела, заживляя ранку в один парс.
Гил облегченно улыбнулся, когда заметил, что его богиня в порядке, она просто играет с ним. И он хотел играть. Он напряг мышцы почти до боли, чтобы удержать себя на месте, и сделал жадный вдох, нащупывая в воздухе ее запах. Не сладкие духи с ванилью, не мыльный аромат розы, а ее запах.
Корри тем временем смотрела из-под полуприкрытых век, сквозь рыжие ресницы. Она убийственно медленно шевелила пальцами, поддевая полупрозрачную ткань сорочки, поднимая ее все выше. Оголились ноги, полные бедра, а затем Корри подняла руки, сжимая материю, и сняла сорочку через голову.
Все это время Гил смиренно стоял, алчно следя за ней, оглядывая ее тяжелые груди с розовеющими ореолами сосков. Он знал, что если коснется их, если проведет языком, то соски затвердеют, а Корри снова будет стонать.
Гил облизнулся, чувствуя жар и напряженную боль, скручивающуюся внизу живота. Скоро он будет ползать на коленях, упрашивая свою богиню позволить ему хотя бы коснуться, он будет скулить и умолять. И ему нравилось это, потому что он знал, что богиня милосердна…
Гил закусил губу. Воображение не помогало перетерпеть
