Академия пурпурной розы (СИ) - Снегова Анна
— Тетя! Вы когда-то рассказывали мне о злой колдунье из Арвенора, с которой вам пришлось сражаться. Напомните, как ее звали?
— Иридея. Ее звали Иридея. К чему ты ведешь, Эмма? Эта ведьма давно умерла, еще до твоего рождения. И задолго до того, как у нас начались все эти погодные катаклизмы.
Папа бросил багроветь и тоже внимательно слушал. Кажется, мой добрый папочка решил не высказывать сгоряча все, что он думает о моем поведении, и дать себе немного остыть — но взгляд был такой красноречивый, что я сглотнула и поспешила отвести глаза и ответить тете.
— Помните, мы с Дженни спрашивали вас, что вы знаете о заклинаниях, которые вызывают странную плесень? В другом мире ее называют «Цветы зла».
— Да. И я ответила, что Иридея пользовалась таким заклинанием, чтобы получать дополнительную магическую силу. Ей нужно было очень много силы, чтобы создать невидимую стену, защитный барьер вокруг всего Арвенора. Своей не хватало.
— Вот именно! — я, наконец, взяла себя в руки, отлепилась от дверей и вошла в комнату. — Так вот подумайте сами, ведь в природе ничего не бывает из ниоткуда! Чтобы получить где-то такое колоссальное количество магических сил, их нужно было откуда-нибудь забрать. Вы еще сказали, что потом побочный эффект в виде плесени так напугал эту ведьму, что она перестала использовать заклинание и предпочла выкачивать силу напрямую из своих приспешников. А если до этого, получается, сила бралась не из людей… то откуда?
— Другой мир? — тетя вскочила. — Ты хочешь сказать, что заклинание Иридеи черпало силы напрямую из другого мира?!
— Вот именно!
Я остановилась на середине комнаты и сцепила руки в замок, пытаясь упорядочить выводы, к которым мы с Морвином пришли после долгих-долгих обсуждений всего, что знали. Убедившись, что ко мне по-прежнему приковано всеобщее внимание, я продолжила:
— В мире, где я побывала, куда более серьезная ситуация с погодой. По сути, этот мир погибает. Потому что в нем серьезно нарушился баланс магических потоков, а погода чутко среагировала. Уже много лет продолжается разрушение — засухи, землетрясения и наводнения, медленное умирание природы… Человек до сих пор изо всех сил цепляется за жизнь, ведь мы — одни из самых живучих животных. А знаете, с чего все началось? Что запустило цепочку событий? Извержение вулкана. Болезнь мощнейшего источника огненной магии в том мире. Из-за которой его магическая мощь в конце концов просочилась в прорыв, образовавшийся меж нашими мирами, так что и в нашем уже чувствуется начало… конца.
Словно в ответ на мои слова небо за витражным окном ослепительно полыхнуло молнией. Я торопливо продолжила. Не давая мысли соскочить с последовательной линии событий. Не давая чувствам сорваться и захлестнуть меня смертельной тревогой — как там мой любимый человек, один на горящем острове… Молнию догнал гром, прокатился волной по коже.
— Пробуждение вулкана произошло много лет назад, и я уверена, что его причиной стало заклинание Иридеи.
— Почему? — осторожно уточнила тетя.
— Потому что он окончательно пробудился и своим извержением сгубил целый город ровно в то лето, когда по твоим рассказам Иридея умерла. А еще потому, что я знаю, как этот вулкан называется. Местные однажды услышали голос, будто бы шепчущий это слово в тучах, что клубились над кратером. Одно и то же слово, и теперь я думаю, что это было вовсе не имя злого духа, что проснулся в горе, как суеверно они подумали. Это было заклинание — заклинание из другого мира, которое шептала одна жестокая, злая ведьма. Для этого заклинания она использовала часть и своего имени, чтобы его усилить. «Ирианар». Его извержение случилось ровно восемнадцать лет назад, в лето до моего рождения.
Я замолчала. Родители переглянулись. Тетя нахмурилась.
— Подожди! — наконец, подал голос папа. — Пусть ты права. Пусть виновата Иридея, и восемнадцать лет назад ее смерть вызвала своего рода «магический откат»…
— …Это, кстати, очень правдоподобная версия, — поддакнула мама тихо. — Я помню рассказы Эмбер. Иридея умерла как раз, когда создавала новый барьер вокруг Арвенора. Но это не объясняет…
— Почему с ее смертью не прекратились проблемы с магией, и почему добрались до нас только сейчас, — завершил свою мысль папа.
Как же я люблю, когда они вот так говорят один монолог на двоих! Как же я по ним скучала.
— На этот вопрос у меня тоже есть ответ, — твердо сказала я. Вот сейчас придется заняться самой трудной частью разговора. — Потому что влияние нашего мира на другой не прекратилось со смертью колдуньи. Потому что не прекратилось и проникновение через границы тоже. И так истерзанные слишком грубым вмешательством. И это проникновение, эти… скачки… они были не очень умелыми. Один знакомый маг Хаоса рассказал мне, что пространство меж мирами — слишком тонкая, особая материя. Его нельзя проходить напролом, как пространство внутри отдельно взятого мира. Нужно «просачиваться» меж ячеек материи, а не рвать их. Между мирами перемещаться можно, только зная, как правильно, и знания о перемещениях между континентами здесь неприменимы. А эти перемещения были сделаны слишком резко — они еще больше расшатали перегородки, так что взаимовлияние миров усилилось. Слишком наобум. Прости… тетя Эмбер.
Точеная бровь тети взлетела вверх в непритворном изумлении. Я вздохнула. Самое сложное — это объяснять людям, что даже хорошие поступки, сделанные из самых добрых побуждений, если их совершать бездумно, могут причинить большой вред.
— Солнышко, ты что? При чем здесь она? — удивилась мама.
— Да, мамуль. Вы с тетей уже много лет помогаете Шелкопрядам. Это для вас они — трогательные вымирающие животные, пусть и здоровенные, как лось с крылышками. Когда вы провожаете их куда-то в реликтовые верхние миры, чтобы они там могли размножаться, вы на самом деле запускаете их в мир… уже и так раненый чарами Иридеи. Каждый такой поход… после него в том мире появляется плесень. Расцветают «Цветы зла». Появляются легенды о чудовищных Зверях, что выжирают на корню последние посевы и леса, оставляя людей на грани голодной смерти. Появляются легенды о том, что всему виной колдовство жителей нашего мира.
— Эмма, я прекрасно помню образ мира, в который мы отправляем Шелкопрядов! — возразила мама. — Они мне показывали его. Я совершенно точно уверена, что в том мире нет ничего живого — только огромное бездонное небо. Я никогда бы не рискнула отправить в населенный мир таких животных, без сомнения опасных. Опасных так же, как может быть опасен вымирающий самарильский тигр, если встретить его наедине в чаще леса. Но из-за этого мы ведь не истребляем самарильских тигров! Наоборот, создан целый королевский заповедник для сбережения вида…
— Мам, какого цвета это небо? Ну, то, которое они тебе показывали?
— Фиолетовое, — ответила мама, на секунду задумавшись.
Ох, кажется, я нашла правильный вопрос.
— Ну так вот. В мире Морвина… простите, я потом объясню, кто это, — поспешно добавила я, заметив, как внимательно сощурились папины глаза. — В мире Морвина небо красное. И я думаю, что эти миры расположены рядом друг с другом — как цвета радуги. Наверное, рядом с нашим когда-нибудь найдем и зеленое
— Кэти!.. — повернувшись к маме, тетя глубоко вздохнула и потерла лоб. — Почему ты никогда не говорила о цвете неба? Ты сказала, твои Шелкопряды сами знают, где их родина, и мне покажут мысленно, как когда-то тебе. Знаешь — ну, они ведь и показали. И судя по всему, эти очень умные и очень прожорливые зверюги «показали» проводнику место, где можно было перекусить по дороге перед тем, как попасть по назначению. Потому что мир, куда я отправляла твоих крылатых бестий… у него действительно небо было алое.
Я смотрю на маму и вижу, как она моргает несколько раз, а потом на лице у нее появляется осознание, быстро сменившееся смущением, стыдом, чувством вины и тут же — задумчивым и немного упрямым выражением готовности к бою. Она точно собирается отстоять своих Шелкопрядов и придумать какой-то способ, чтобы хорошо было всем. Всегда любовалась ее лицом — всей той сложной палитрой чувств, которая так искренне и ярко рисовала на нем картину родного и близкого образа. Дженни такая же — живая и подвижная. Наверное, поэтому она всегда была больше маминой дочкой. А я — папиной. Мы с ним оба все носим в себе, только моя броня намного прочнее… была.
