Дуэт с Герцогом Сиреной - Элис Кова
— Нет… Это не… — Я не знаю, как объяснить ему, что произошло. Как сказать ему, что он умер, если он сам этого, похоже, не понимает?
Его взгляд переключается на Илрита.
— Это чудовище! Я не позволю тебе удержать меня, — горячо продолжает он. — Я сбегу отсюда и вернусь к своим дочерям.
— Конечно, сбежишь, — мягко говорю я, понимая, что здесь потребуется деликатная помощь. — Но сначала давайте посидим и поговорим.
— Поговорим? Ты думаешь, что я буду сидеть, когда среди нас находится один из наших врагов?
— Он друг, — подчеркиваю я.
— Друг? — Кевхан смотрит между нами. Он хватает меня за плечи. — Они забрали тебя. Украли твой разум своими песнями.
— Нет. Позволь мне объяснить…
Его глаза расширяются, как будто он впервые видит правду.
— Те ранние слухи… они были верны. Ты заключила сделку с сиреной за свои навыки капитана.
— Да. — Это больно признавать. Не потому, что мне стыдно, а потому, что я ненавижу ощущение того, как долго я ему лгала. — Но это не так просто…
— По-моему, все достаточно просто. — Он стоит, нависая надо мной, излучая ярость. Так хотелось успокоить его и принести мир. — Ты привела нас к ним, скормила нас им.
Я не поднимаюсь на его уровень, оставаясь сидеть, мой голос звучит спокойно.
— Если моей целью было привести людей к сирене, чтобы они встретили свою смерть, почему я шла годами, не потеряв ни одного члена экипажа? Почему я ждала и потеряла только один корабль, а не кормила их душами все это время, мало-помалу? — Я надеюсь, что он все еще достаточно спокоен, чтобы увидеть логику.
— Ты ждала, пока я буду на корабле.
— Кевхан, — говорю я резко, несколько раздраженно. — Я знаю, что как лорд ты считаешь себя очень важным, и я знаю, что для Тенврата ты таким и являешься. Но сирену не волнует наше благородство.
— Нет, — легко соглашается он, заставая меня врасплох. — Но они заботятся о своем собственном благородстве. — Я не понимаю, что происходит, поэтому сижу молча и жду объяснений, на которые он не тратит времени. — Ты заключила сделку, чтобы вернуть меня фейри. — Он тычет пальцем в сторону Илрита, которая молчит, позволяя мне вести этот разговор.
Теперь я уверена, что это бредни мертвеца, медленно теряющего разум и здравый смысл от горя.
— Мы имеем дело с сиреной, — мягко напоминаю я ему. — Не с фейри.
Кевхан поворачивается, словно забыв обо мне.
— Я должен вернуться к своей дочери. Она должна знать правду о том, почему ей нельзя идти в лес, иначе на нее начнут охотиться.
— Подожди… — Я тоже встаю. — Ты хочешь сказать, что одна из твоих дочерей связана с фейри?
— Не притворяйся, будто не знаешь. — Он пристально смотрит на меня и Илрит.
— Я не знала! Как кто-то могла это знать? — Я смотрю на Илрита, и он тоже качает головой. — Никто из нас не понимает, о чем ты говоришь, Кевхан. Честное слово, я лгала тебе только об одном — откуда у меня взялись способности, о которых ты теперь знаешь правду. Больше ничего нет.
Он изучает мое лицо, несомненно, ища обман. Я встречаю его взгляд и протягиваю руки в знак того, что мне нечего скрывать. Кевхан расслабляется.
— Ты действительно не знала об этом… Тогда почему?
— Наш корабль не должен был утонуть. — Я позволяю своей боли и чувству вины просочиться в мой голос. — Это была моя вина, да. Но не потому, что я скормила экипаж сирене. Ты прав, я заключила сделку с сиреной — именно с ней, ни с кем другим, — и эта сделка дала мне способности капитана. Но сделка была заключена только для меня и только со мной. Никакие другие люди не должны были участвовать в этом. Корабль потерпел крушение, потому что там была я, но я должна была попытаться пожертвовать собой, чтобы избежать этого. То, как все произошло, было несчастным поворотом судьбы.
Кевхан прекращает попытки вырваться. Он не садится снова, но задерживается. Я воспринимаю это как хороший знак.
— Какое твое последнее воспоминание? — Я начинаю с этого.
Он качает головой, поднося ладонь к виску.
— Мы были в Сером Проходе. Корабль очень сильно качало. А потом… взрыв? Все погрузилось в темноту. Когда я пришел в себя, я был здесь.
— Некоторые члены экипажа тоже были здесь… некоторые нет. Но сейчас остался только я один. Остальные слышали песню. Они сказали, что она похожа на мир. Хотя я слышал только крики. — Он покачал головой. — Я предупреждал их, чтобы они не сдавались. Я говорил им, чтобы они были настороже. Но они сказали, что пойдут добровольно. Что они готовы, и я тоже должен быть готов — что бояться нечего. Глупцы. — Он насмехается.
Странная телесная боль наполняет меня. Она одновременно сжимается и расслабляется. Это больно, но в то же время это тяжесть, покидающая меня. Среди моего экипажа были те, кто смирился со своей участью. Они не лгали, когда говорили мне, что знают о риске перехода и готовы его принять. Все, что их еще связывало на суше, они могли отпустить, обрести покой. Все они были намного лучше меня и в жизни, и в смерти.
Я не заслуживала своего экипажа, ни одного из них. Каждый из них был лучшей версией меня самой. Потому что там, где я так долго боролась со своей конечной гибелью, они встретили ее с благодатью. Если бы я еще не была приверженцем мира в мире, чтобы их души могли без труда перейти в мир иной, я бы стала им сейчас. Я обязана сделать это для своего экипажа, для каждой другой ожидающей души и для каждого будущего экипажа, который заслуживает мирного плавания по морям.
— Мне очень жаль, Виктория. Экипаж, который я видел, стал темной тенью сирены и побрел глубже, говоря, что должен прислушаться к зову. Когда я попытался погнаться за ними, чтобы вернуть их обратно, их остановили.
— Остановили?
— Я не мог этого понять, но воспринял это как благословение. То, что помешало им добраться туда, куда нужно, дало и мне шанс спастись. — Он покачал головой. — Мне жаль. Я бросил их. Но я должен был уйти, чтобы найти своих девочек.
Я снова кладу руку ему на плечо и благодарю, что он не отстраняется. Я указываю