Ник и другие я - Татьяна Лаас
На подбородке щетина. Надо же, а она бритвы парням не купила. Вот это поворот. Их, поди, еще учить бриться придется. Нет, она точно Снежка.
А в горле стало так сухо, что Сэм только и смогла из себя выдавить:
– Джек…
И сердце заходится от страха: ответит или нет?
Он молчал.
Сэм сглотнула и начала в полной тишине – не поймешь, слушает ли её Джек:
– Я знаю – у тебя есть повод для злости. Джек, я все понимаю – я бросила те… Всех вас. Я знаю, как это выглядит – как предательство, но… У меня не было выбора, Джек… Пожалуйста, прости.
Он все так же молча обошел машину, заглядывая в открытый салон и багажник. И ведь знала, что Эш ему важнее! Эш, а не она.
Сэм молча подошла к переноске на переднем сиденье и нажала кнопку открытия капсулы – Эш не помешает небольшая прогулка.
Джек вздрогнул и вернулся в передней дверце, останавливаясь рядом с Сэм и всматриваясь в спящую Эш.
Сэм тихо сказала, пытаясь проглотить болезненный ком в горле – знала, что Джек может не простить обиды:
– Что ж… Я все поняла. Ты меня не простил. К Эш можешь приходить – я не буду запрещать. И сразу не сбегай – я тебе и парням привезла вещи. Необходимые вещи, а кое-кому и вести из дома. А еще у меня есть новости, которые ты должен знать.
Джек вскинулся и уперся в Сэм взглядом.
Она махнула рукой:
– Расслабься, Джек. Я все поняла. Я не буду настаивать – просто сейчас занесу в дом коробки и все сразу расскажу…
Она подхватила ближайшую – с одеждой для парней. Джек весьма покладисто взял коробку с алхимобогревателем и переноску с Эш.
Сэм открыла дверь в дом и замерла на пороге, вглядываясь в сумрак.
Всюду была пыль. На полу, на столе, на кровати – толстым, бархатным ковром.
В ворвавшейся через дверь полоске света танцевали потревоженные пылинки.
Пересохшее белье так и висело на веревках, как Сэм его повесила, уезжая. Чистым оно уже не было.
Мусор в корзине завонялся. Джек его не выкинул.
Коробки с едой стояли нетронутые.
На столе белело письмо, все в пыли.
– Джек… – Сэм беспомощно оглянулась на парня, который внезапно набычился и смотрел исподлобья. – Ты не заходил домой?! А где ты все это время жил?! А чем питался?! Джеееек!!! Это же и твой дом – я же говорила. Ты даже письмо не читал? Ты…
Он тут же вошел в дом, обходя Сэм. Поставил на кровать переноску с Эш и рванул к столу, спешно читая письмо.
«Джек… Где тебя носит?! Тут приехал принц – так не вовремя. Ты бы видел его – напыщенный индюк, уверенный, что я должна пасть к его ногам. Да я сама выживала без него, и дальше выживу, ведь так, Джек? Мы же прорвемся вместе, да? Только не злись – мне надо уехать. Ненадолго. Я постараюсь вернуться как можно скорее – может, недели две, может три – максимум. Принц обещал мне встречу с папой. Пойми – я папу не видела с детства! Если бы не это, я бы, может, и не поехала. И, Джек, неделя –это семь дней. Семь! Два раза по семь, и я вернусь – я обещаю».
Ниже были пририсованы галочки с надписью: «Это семь!».
Пальцы Джека скользнули по галочкам. Ровно семь галочек. Она обещала вернуться. А он идиот. Полный. Безнадежный. И ведь решил же, что нужно постоянно помнить, что он не слишком умный, но нет – забыл.
Он повернулся к Крохе:
– Прости…
Она грустно вздохнула:
– Я не думала, что ты не зайдешь домой. Правда, не думала. Иначе бы сунула письмо в дверь. Тогда бы ты его точно заметил.
Она подошла к огромной коробке и принялась доставать из него алхимобогреватель. В доме было холодно – это и Джек чувствовал. Он скинул куртку, чтобы не мешала – дома надо столько сделать: убраться, принести воду, помыть полы…
Он, счастливо засунув письмо себе в карман штанов, понесся на улицу за другими вещами. Он носил, носил и носил, пока Кроха спешно распаковывала коробки. На свет появились какие-то упаковки с одеждой, алхимчайник, дорожная плита, что-то еще. По полу ездила странная жужжащая машинка. Робопылесос – подсказала непокорная пока память.
Он даже за своими коробками вернулся. Притащил – вдруг все же окажутся нужными, только… На кровати лежала новенькая, чистая одежда для Эш и игрушки, и Джек снова почувствовал себя идиотом.
Кроха, отвлекаясь от наведения порядка, удивленно посмотрела на незнакомые коробки в его руках.
– Джек, а это что такое? Я это не привозила.
Он чуть дернул плечом и все же выдавил из себя:
– Неважно. – он хотел выйти, унося свой позор прочь, но Кроха не дала:
– Поставь, пожалуйста.
Ему было стыдно за то, что он принес. Он, заметив, что Кроха собирается открывать коробки, снова сказал:
– Не надо.
Она его не послушалась – открыла ножом верхнюю и замерла.
Джек сжал челюсти и отвернулся. То, что казалось ему когда-то сокровищами, оказалось лишь старым мусором на фоне новеньких вещей, которые Кроха привезла с собой.
– Джек… Это же…
Он мрачно сказал:
– Не надо.
– Глупыш… – она вспорола вторую коробку, находя керосиновый обогреватель. Она подошла со спины и обняла его, тепло её дыхания щекоталось где-то в груди даже через старую майку. Джек вдруг вспомнил, что он грязный, глупый и вообще мертвый.
– Джек, ты чудо.
Он напомнил:
– Я нежить.
Кроха потерлась носом о его спину и покладисто согласилась:
– Ты нежите-чудо. Так пойдет?
– Пойдет, – он аккуратно разжал её руки и отошел в сторону. Пусть он нежить, но даже нежити бывает больно.
Она встала перед ним, долго вглядываясь в глаза, потом потянулась на цыпочках и… Поцеловала. Поцеловала. Его. Не в щеку. В губы. Которые замерли и не знали, что делать. Он сам весь замер, а потом ожил и выдохнул ей в
