Космическая шкатулка Ирис - Лариса Кольцова
– У тебя отличная память на различные никчемности, но так бывает только у тех, у кого пустая голова.
– Конечно. Удача не может ходить за тобою по пятам, как прирученный щенок. Ты и так находил свои сокровища на всякой планете, куда только тебя ни забрасывало. Теперь она ушла к кому-то другому. Например, к Фиолету. Теперь он её любимый герой. Ради кого она и устраивает те переплетения, что и выводят его на лучших девушек, каких только и возможно выдумать.
– Имеешь в виду себя?
– Никого я не имею в виду. Я только даю тебе понять, что тебя абсолютно не интересует, что за человек поёт песни по утрам в твоём же доме.
– Я понимаю, что ты скучаешь со мною. Но я не могу стать тем, кем никогда не был – развлекательным аттракционом.
– Кук зачем-то изолировал всю команду друг от друга, как в ссылку какую сослал. Ребят своих постоянно в звездолёте мурыжит, Андрея туда, тебя сюда, себя, – даже не знаю, где сам-то он обретается. Вечно где-то носится, где-то кочует. Вроде как мы все умерли и живём на том свете. А он страж между мирами.
– Я заслужил именно такую участь. Поскольку, Ландыш, я не забываю ни на минуту, что на Земле стал преступником. Пусть и прикрываясь благими намерениями. Пусть я и вырвал гнилой зуб по имени Вайс из челюсти ГРОЗ и дал ход движению оздоровления, обновления там. Пусть так. И всё же…
– Кто тебя судил? Кто осудил? Разве Кук не сам убийца своей бывшей жены?
– Она была ещё более жутким душегубцем, скрывающимся под личиной прекрасной и вечно-юной девы. Я вот как-то задумался о том, а каким полом она обладала в прошлых своих жизнях? Может, и мужиком когда была. Так противно мне стало! Так невыносимо за ту прошедшую жизнь, когда я из-за неё терзал души уникальных женщин, – подобных у меня уже не будет никогда. Я был обладателем таких живых и разумных алмазов, которые всегда единичны на тонны и тонны пустой породы… – он замолчал, видя, как помертвело лицо Ландыш.
– Ты не Бог, чтобы судить, кто может стать уникальным бриллиантом, кто просто – шлак. Ты груб и нестерпимо пошл своими метафорами.
– Я только воспользовался твоими же метафорами.
Шанс на прощение в ближайшие часы явно сгинул. Он ушёл в ангар, чтобы отладить аэролёт и отправиться к Куку, такому же душегубцу, о каких он тут рассуждал. Он даже не раскаялся в том, что залез в дебри своих воспоминаний, и так больно хлестнул её веткой по лицу, что она сразу утратила своё лёгкое утреннее расположение духа. Зная отлично, что он будет возиться очень долго в своём ангаре, что останься она, он обязательно пристанет и потребует от неё её женского оброка ему, как бы мужу, раз уж ему вдруг «захотелось», Ландыш решила уехать в ЦэДэМ – в столицу.
По дороге, нельзя и сказать, что без комфорта, пока она ехала, озирая грустными глазами местные красоты, она раздумывала о его бесчисленных прошлых жёнах – «уникальных алмазах», решая простую и сложную одновременно задачу, а не послать ли его в ещё одну ссылку, причём бессрочную, но от себя подальше? Пусть перебирается к Андрею Скворцову на тот континент, где живут златолицые люди, о достоинствах которых не уставал рассказывать Кук. Пусть найдёт там себе, как и Андрей, гибкую златолицую и послушную всем желаниям наложницу. Можно и на выбор, – умеющую петь-щебетать, или умеющую плавно танцевать и вилять узкими бедрами. Можно найти искусную повариху, можно вышивальщицу ковров, как у Кука была такая. Кук обожал ковры, на которых и спал в своих ажурных беседках в жарком климате. Пусть вместе с Андреем возлежат на таких коврах, а те им пляшут и поют, а также и угощают фруктово-липким десертом. А она, Ландыш, будет одна, какой и была в самом начале, как мать сдёрнула её с прекрасного и скучного острова в море-океане, чтобы вместе им отправиться в звёздное плавание на поиски недостающего дочери жениха.
Она вспомнила о своей дочери и поняла, что одиночества прежнего нет. Она – мать. И у дочери должен быть отец. И он есть. И он отец любящий. Только муж, вроде и дюж, а никакой. Круг размышлений замкнулся. Скоростная машина встала, и люди повалили из неё на выход.
Встреча Ландыш и Ивы. Нелёгкая игра в неузнаваемость
И в тот самый момент, когда она раздумывала о том, а не стоит ли ещё поглотить одну плюшку, забыв о сохранности бесподобной талии, за соседний и такой же одинокий столик села девушка. Ландыш не верила в привидения, не верила в мистику, не верила в банальную, расхожую байку: «как тесен мир». Но тут было одно из трёх, – или привидения существуют и как-то возникают наподобие миражей, внезапно и неожиданно. Или мистическая невероятность, за которой скрыто лицо загадочно улыбающейся судьбы, или же мир, действительно, невозможно тесен. Как и утверждала её мать Пелагея Бусинка, когда плела свободными вечерами своей маленькой дочери сказания и небылицы об оставленной Земле, о своей юности, о таинственных мирах, придуманных Космическим Инкогнито.
При одном взгляде на её светлую косу, на задумчиво-отстранённое, отчасти и бледноватое лицо, Ландыш пронзило как током. Она даже подпрыгнула, забыв о манящей к себе плюшке и о мести Радославу, ради чего и мечтала несколько оплыть, чем окончательно уже сбить градус его вожделения на нулевую отметку. Ей была нужна любовь, а не то, чем временами он её
