Хранительница его сокровищ (СИ) - Кальк Салма

Да только его милость Никколо недолго горевал, а уже осенью поехал на материк и привёз себе эту Бенетту. Ох, и вздорная была женщина, упокой Тьма её душу! Сестра рассказывала, как она осматривала по приезду весь дворец — под каждый стол залезла, каждый шкаф велела отодвинуть — не прячут ли от неё что-нибудь. За малейшую оплошность велела пороть и слуг, и даже однажды, говорили, пасынка, а он уже тогда обладал нравом лёгким и смешливым, придумал про неё забавный неприличный стишок, выскочил в окно да и сбежал в город, и лови его там! Говорят, госпоже Бенетте очень уж не по нраву было, что наследник — его милость Марканджело, а её дети, что господин Гульэльмо, что госпожа Аннунциата — получат только земли на материке и деньги. Кому доброму-то и так неплохо, но только не этой змее. Вот она и лила в уши его милости Никколо всякие гадости про старшего сына, а тот и рад ей на язык попадаться! Но ничего особенного он не делал, бесился, конечно, как все мальчишки бесятся. То повздорит с кем-нибудь, то просто подерётся, то в школе напроказничает, а он в Ордене Луча учился, то на дуэль кого вызовет да ранит, то стихи опять же про сановников из Совета Десяти где-нибудь на стене напишет, да такие, что все от хохота животы надорвут, то девушке какой-нибудь сердце разобьёт, то с приятелями стащат рыбу у рыбаков и устроят пир для нищих мальчишек, что болтались на ступенях храма Великого Солнца. Это вам не забавы его милости Пьетро, зла в них не было.

И сестра моя говорила, что когда его милость Марканджело женился на девушке из семьи кровных врагов и сбежал, его милость Никколо очень злился. Бил посуду, орал, слуг поколотил — да толку-то! Потом он предлагал сыну бросить жену, сделать вид, что ничего не было, и вернуться домой, а обесчещенная девица, мол, пусть убирается в свою Палюду, да только его милость Марканджело не из таких, кто на подобное соглашается, видно, очень сильно он ту девушку полюбил. И увёз, говорили, куда-то на юг, на острова, где построил для неё прекрасный дворец, а она родила ему двух сыновей и дочь. И знаете, хорошим людям благоволит Великое Солнце — дети у его милости, я слышала, красивые и здоровые, а сейчас уже и внуки подрастают.

Зато её милость Бенетта продолжала лить отраву супругу в уши — о том, что старший сын его ни во что не ставит, не уважает, не ценит, и наследство своё не ценит, и будущее правление — тоже. А младший сын, Гульэльмо, будет кроток и почтителен с отцом, зато строг и требователен — с подданными. И через некоторое время зачитали на площади Великого Солнца указ — о том, что его милость Марканджело лишён всех наследных прав, и имени, и чести, и если он появится в Фаро, то каждый житель имеет право убить его, как бешеную собаку. Тогда-то он и назвался Танкредо Велассио, и стократ прославил это имя. И войнами с неверными, и новыми землями, и порядком везде, где он правил. В нашем-то море последние сто лет от пиратов было не продохнуть, а сейчас — пусть только попробуют сунуться, и это заслуга вовсе не его милости Гульэльмо. Удивительно ли, что сама старая королева Ниаллы приехала к нему сватать за своего единственного сына его единственную прекрасную дочь?

— Значит, дочь господина Фалько… — начала было Лизавета.

— Королева Ниаллы, да. И два сыночка у них подрастают, я слышала. У соседки зять ходит на корабле его милости, на том самом «Морском Соколе», он и рассказал. А как бесился его милость Гульэльмо, когда оказалось, что самый большой и красивый корабль на здешней верфи строили для его изгнанного брата! Он-то в свою матушку пошёл, такой ж злой да желчный, да ещё вспыльчивый, как отец. И ведь не было равных тому кораблю ни в бою, ни в долгом плаванье! Уж конечно, его милость Гульэльмо хотел его себе, то есть, не совсем себе, конечно, он-то сухопутный насквозь, и только на свою обитую бархатом лодку и ступал, и то — по каналам кататься, а чтоб прямо в море — никогда. Это его милость Марканджело весь в деда, и не в его милость Томмазо, а в старого господина Велассио, он и имя-то себе неспроста такое взял. Эх, мне бы скинуть лет десять, я бы тогда поулыбалась его милости!

Лизавета уж и не знала, за что ей благодарить госпожу Клару больше — за косметические процедуры или за такой дивный экскурс в новейшую историю Фаро и фамилии жениха. Вот ведь, влюбилась в телохранителя, а он оказался натуральным принцем! Кому рассказать — со смеху умрёт. Да только некому ей такое рассказывать…

Тилечка говорила, что госпожа Клара владеет магией ухода за собой намного лучше, чем госпожа Элеонора из обители Сияния, да только она сама себе хозяйка, и на Орден работать никогда не станет. Но, подумала Лизавета, если Тилечке это интересно, и если госпожу Клару как-нибудь замотивировать, то, может быть, она согласится учить девочку? Потому что результат был лучше самого распрекрасного спа-салона Лизаветиной родины — волосы шелковистые, блестящие и никакой седины, кожа мягкая и гладкая, ресницы бархатные, ногти отполированные. Красавица, да и только.

— Госпожа, какой аромат нравится вам больше — жасмин или роза? — спросила уже под конец госпожа Клара.

— Ну вы спросили, — рассмеялась Лизавета. — Это будет очень сложный выбор, мне нравится и тот, и другой.

— Тогда берите оба. Когда, вы говорите, церемония? Утром?

— Я ничего не говорила, — покачала головой Лизавета.

— Хорошо, — по-доброму рассмеялась госпожа Клара. — Не говорили. В общем, утром на церемонию — жасмин, а вечером в спальне — розу.

— Мы берём, спасибо, госпожа Клара, — со смехом заключила Тилечка. — Госпожа Элизабетта не перепутает!

— А волосы вам кто приберёт?

— Сама справлюсь, — пожала плечами Лизавета.

— Вот ещё, сама! Не дело такой даме — и самой. Пришлю. Есть у меня одна дальняя родственница, которая умеет подчинить и уложить любые волосы, даже самые тонкие и непослушные.

После чего им ещё была вручена баночка с вареньем из клубники — сладкое и ароматное, самое то для влюблённых — и можно было отправляться восвояси.

4.18 Неведомый предмет

Астальдо пробудился как и во все последние дни — в комнатах Агнессы. Ей так было удобнее присматривать за ним, он и не возражал.

Положение беспомощного больного оказалось необыкновенно унизительным. Всю жизнь он был здоров, и даже если когда-то в юности ранен — то это было давно, а его целительское искусство позволяло заживить все повреждения быстро и без потерь. Теперь же его силы не работали вовсе, да и Агнесса не справлялась, он видел, что не справлялась. Даже с помощью целителя из Света не справлялась.

Нет, он был готов к смерти. Он был готов погибнуть в процессе поисков, защищая сокровище, оберегая избранную. Но так-то почему? Им ведь отдали, им всё отдали, и почему же?

Да ни почему. Это тоже из тех вопросов, на которые нет ответа. Где бы взять сил, чтобы научиться принимать все превратности судьбы, как данность, и выживать в любых условиях, как Фалько?

Теперь не Фалько, теперь он Марканджело Фаро, как положено. Это в школе они звали его Фалько — он сам на этом настаивал, мол, это во дворце он наследник, а тут — просто маг, который учится убивать врагов, и точка. И если он крут, так это потому, что лучше всех умеет драться и отлично умеет использовать свои способности, а вовсе не потому, что он родился в семье Фаро. Мол, это когда он был мал и ни к чему не способен, тогда его родовитость имела значение, а сейчас уже — нет. И ведь он выжил и не пропал, когда родной отец лишил его всего — имени, имущества и права появляться в Фаро!

Агнесса рассказывала последние ошеломительные новости — что Пьетро Фаро пришёл конец, что его отец при смерти, и даже обученный целитель из Света не может ничего сделать, только дать ему несколько лишних дней. Что Фалько теперь командует, и что он вместе с Лучами и своими людьми с трёх кораблей зачистил город от тёмных тварей. И что когда его милость Гульэльмо отправится к Великой Тьме, Фалько, то есть — Марканджело Фаро — будет провозглашён Великим Герцогом по праву крови.