Когда под ногами хрустит империя - Вера Ковальчук
По длинной стеклянной галерее Кенред прошёл из здания старшего секретариата в канцлерский дворец, где государь обычно совещался с министрами и устраивал деловые встречи. Его заставили довольно долго ждать, а потом проводили в Синюю приёмную – это была комната без кресел, что намекало посетителям на необходимость быть краткими. А ещё – на неудовольствие суверена, хотя так бывало и не всегда. Но уж в этом случае… Кенред даже и не сомневался.
Он вытянулся перед стариком в чёрном мундире, недовольное, складчатое, словно из металлических пластин сложенное лицо которого было вполне созвучно мрачности его секретаря. Бригнол, который стоял за левым плечом своего повелителя, смотрел исподлобья, и этот взгляд значил довольно много, но Кенред не решился вступить с ним в разговор глазами – сейчас, когда на него смотрел правитель. Когда-то пристальное внимание государя приводило Кенреда в нервозное состояние. Сын герцога прекрасно понимал, что не нравится, даже более того – активно, от души не нравится.
– Говори, – отрывисто приказал император. Он, хоть и встал рядом с креслом, но садиться не спешил. В этом можно было увидеть знак уважения, но куда разумнее было прочесть нежелание смотреть снизу вверх. Кенред сжато пересказал то, что уже и так написал в рапорте, упомянув кроме того, что у него есть доказательства своей правоты. – Какие ещё к чёрту доказательства?!! Что? Слова какой-то пленной девицы?
– Эта девица – военнослужащая, она говорит и мыслит по-военному чётко, ваше величество. Значит, и показания под сывороткой правды даст чётко.
– Девица? Что за чушь?! Чушь…
– Кроме того, есть мой боец, он подтвердит то же самое.
– Тоже под сывороткой? – поспешно спросил Бригнол.
– Он пойдёт на это. Я ему прикажу.
– Я знаю, чего ты хочешь, мальчик! – Император резко повысил голос. – В своей обиде ты надеешься бросить на меня тень!
– Нет, ваше величество! – Голос Кенреда звучал металлом. – Я стремлюсь добиться обратного. Если вы не объявите расследование, подозрения появятся у многих…
– Как ты смеешь!
– Он прав, государь, – настойчиво вмешался секретарь. Он вмешивался редко, но каждый раз его воля звучала, как звон стали в тишине. Он умел сказать так, чтоб его услышали, и это удавалось ему не хуже, чем самому императору. – Подозрения обязательно прозвучат. Особенно теперь, после гибели графа Тирасмоса и старшего сына герцога Альдахары.
– Илимер? Он – тоже?
– Да, и его смерть в первом приближении кажется естественной, как и в случае с графом. Но не в теперешней ситуации…
– Как он погиб?
– Видимо, был отравлен. Всё представлено как случайность – он пробовал экзотическую рыбу…
– Орсо! – одёрнул его величество, темнея от ярости. – Граф – не тот, с кем следует это обсуждать!
– Полагаю, именно графу придётся так или иначе помочь нам в расследовании этого заговора.
– Не его дело. Такими вопросами должна заниматься служба внутренней безопасности. И будет! А юноша при всех своих прежних достижениях в этом месяце не смог справиться даже с простейшим заданием – провести учения как должно! Вместо этого он практически втравил нас в войну с опасным врагом!
– В этом графа никак нельзя винить, – предостерегающе произнёс Бригнол.
В его тоне был сдержанный напор. Он, по сути, напоминал императору, что абсурдное обвинение в адрес представителя высшей знати, даже если очень хочется его хоть в чём-нибудь обвинить, всегда влечёт за собой неприятные, а то и трагические последствия. Заодно он заранее осаживал и Кенреда, предвидя, что тот не смолчит.
Государственный секретарь не ошибся.
– Можно посмотреть и с другой стороны, – невозмутимо ответил Кенред. – Я открыл для империи мир, который дал нам новое оружие. Против него бессильны наши защитные системы, и сейчас, после того как мы получили образцы для изучения, есть возможность запечатать проход и изолировать себя от опасного противника. Вплоть до момента, когда мы будем готовы к встрече. Если ваше величество примет решение, мы будем готовы к бою. Но и во внутренних сражениях новое оружие может оказаться очень полезным.
Император повернулся и припечатал Кенреда взглядом, которого обычно удостаивались те, кто в беседе с правителем опасно зарвался. Но тут в его темноватых глазах зажглись огоньки, и он вдруг смягчился, посмотрел на собеседника с глубоко запрятанной хитрецой.
– Вот как? Ты именно так рассматриваешь наше положение? Что ж… Выйди в холл, молодой человек, и подожди моего решения.
– Сир. – Кенред коротко, по-офицерски, поклонился и вышел за дверь – с отчётливым чувством облегчения.
Встав перед маленьким зеркалом, украшавшим одну из стен холла, Кенред рассеянно уставился на своё помятое усталое лицо и попытался просчитать все варианты, которые могут его ожидать. Увы, информации всё ещё было слишком мало. То, что государь его не любит, он знал хорошо, но считал, что значения это не имеет. Мог ли правитель приветствовать гибель неугодного подданного? Ну, разумеется. Мог его запланировать? Мог. Сделал ли? Вот в этом Кенред и теперь очень сильно сомневался. Странный приказ, отправивший его на передовую и сделавший возможным покушение, конечно, отдан кем-то весьма влиятельным, но вряд ли самим государем. Его величество мог действовать и тоньше.
Мог, конечно, и сплоховать. И если сейчас наложит вето на расследование, подозрения в его адрес станут более серьёзными, более обоснованными. Потому что если это не его задумка, то сейчас он должен всеми силами демонстрировать желание разобраться в ситуации. Может ли быть так, что он упорствует лишь по инерции – не желая уступить ненавистному подданному, которого уже разок оскорбил поручением, которое не подобало его положению, и теперь продолжает по накатанной? Да, может. Но в этом случае Бригнол быстро убедит государя не бодаться дальше.
Ждать пришлось недолго. Государственный секретарь вышел из Синей приёмной, и вид у него был такой, словно его только что как следует отхлестали банными вениками. Правда, после этого позволили привести в порядок мундир и стряхнуть ошмётки листьев. Едва заметно отдуваясь, он дал Кенреду знак идти с ним в кабинет – крохотный, но отлично изолированный, расположившийся между двумя большими приёмными.
– Мне всегда нравилась твоя сдержанность, Кенред, – сказал он, как только дверь за ним закрылась. – Мне нравилось, что ты умеешь молчать. Не понимаю, почему ты решил изменить своему обычаю именно
