Номер двадцать шесть. Без права на ошибку (СИ) - Летова Ефимия
— Да, — я склоняю голову. В моих интересах! Звучит как издёвка. — Что я должна сейчас сделать?
— Это магическая лаборатория.
— Господина Кристема?
Орис покосился на меня с неодобрением.
— Не перебивай. Нет, не его. Господин Кристем оборудовал собственную, в своих покоях наверху. Это помещение — своего рода фамильное хранилище. Не в каждом поколении и не в каждой семье рождаются маги. Отец и дед господина Кристема магических способностей не имели и сюда никогда не спускались. Лабораторию построил и использовал прадед молодого хозяина. После… недавних событий по приказу Его Величества Митаса фамильные лаборатории замков были… тщательно осмотрены королевскими и наёмными магами.
Да уж, "осмотрены". Скорее, обысканы и уничтожены на корню.
— На предмет возможного сотрудничества с бунтовщиками?
Орис недовольно смотрит.
— Твоя задача, двадцать шесть, перебрать всё, что здесь есть и собрать воедино все книги, бумаги и записи. Все без исключения. Не читать, не мять, не рвать, не оказывать еще какого-либо воздействия. Я спущусь за тобой к ужину. Боюсь, обед тебе придётся пропустить. Всё ясно, двадцать шесть? Находки будешь складывать у этой стены. Вода и… прочее найдётся вон там.
— Орис, — останавливаю я управляющего. — Спасибо. Вы… несмотря ни на что, относитесь ко мне, как к… нормальной. Спасибо.
Какое-то время управляющий просто стоит, заложив за спину руки. Потом нехотя говорит:
— В Старнике вы потеряли человеческий облик. Я потерял… больше.
И уходит.
* * *
Заходить в темную разбитую комнату, такую же искалеченную, как и я, страшно. Но вариантов нет. Все же это не темница и не пыточная, не те ужасы, которые я успела вообразить, пока спускалась. Так что…
Я прохожу, приподнимая крыло — многочисленные обломки и осколки выглядят острыми, опасными. Не хватало только порезаться. К ожогу на руке добавился укус на ноге мохнатого злобыша… каждый день по маленькой травме — и месяцы холода я попросту не переживу.
Стоило только пересечь порог — и по всему периметру лаборатории под отвратительно низким потолком вспыхивают магические светильники с приглушенным зеленоватым светом. В глубине, посреди полнейшей разрухи, я вижу совершенно нетронутое зеркало, огромное, овальное, в раме из чернёного серебра. Магически защищенное зеркало?
В гладкой, ровной, нереально чистой, даже не запыленной в отличие от прочих предметов зеркальной глади я могу первый раз в этой своей новой жизни рассмотреть саму себя с ног до головы.
Темные волосы, немытые, грязные, спускаются по плечам неровными шершавыми на вид прядями. Несколько пронзительно серебристых нитей — ранняя седина или следствие пережитого ужаса? Осунувшееся лицо с голубоватыми тенями под глазами — практически чужое, незнакомое мне лицо, увидь на портрете, не узнала бы… Крыло.
Крыло огромно, вероятно, птица — если оно досталось мне от какой-то птицы — была поистине великаном. Впрочем, трудно представить себе птицу подобной раскраски. Сказочное волшебное существо. Нет, куда вероятнее, что при эксперименте надо мной никакое крылатое создание не пострадало. В отличие от двуногого-двурукого.
Ожог на правой руке воспалился, кожа вокруг покраснела и то тикала, то токала. Несводимые до конца жизни цифры "26", небольшие, но отчетливые, угрожающе вспухшие, едко багровели на светлом фоне. Уродливо.
И это крыло — уродство. И я сама — урод.
Я подошла ближе, почти уткнувшись влажным перекошенным лицом в зеркальную поверхность.
За что они со мной так поступили? Кто дал им право?
"Хотели стать подобными богам" — сказанные кем-то не так давно слова невольно пришли на ум, и ярость поднялась из глубины души, невероятная, сжигающая дотла. Ненавижу. Не хочу такой оставаться. Это не я. Не я!
Ненавижу.
Я хочу вернуть себя. Прежнюю. Нормальную. Найти свою семью. Того, кто сделал меня женщиной. Вернуть всё то, чего меня лишили. Что бы сейчас не случилось и не произошло — я должна продержаться. Узнать, что произошло на самом деле в проклятом Старнике. Вспомнить свою прежнюю жизнь.
Совершенно не управляя собой, я наклонилась, схватила деревянный обломок с пола, разрезав, кажется, руку и швырнула его в зеркало. На секунду мне показалось, что отражение пошло легкой рябью. Но нет. Зеркало продолжало стоять, неподвижное, неповрежденное, а крыло — мерцать, отражаясь в нем, голубоватым серебром.
Часов у меня нет. Не стоило злить Ориса, не выполнив заданную работу. Нужно сделать то, о чем он говорил.
Но теперь я хотя бы знаю, зачем.
Чтобы выжить. Продержаться. Освободиться. Узнать. Вспомнить.
И вернуть свою жизнь.
Глава 7.
Почему, интересно, в этой комнате до сих пор не прибрались? Что тут сложного при слаженной работе нескольких дисциплинированных в силу отсутствия выбора слуг?
Впрочем, большинство "местных", судя по их взглядам и комментариям поварихи Аны во время завтрака, к магии и магическим экспериментам относятся резко отрицательно. С опаской. И в целом их можно понять. Наверное, жители Корина долгое время считали магов неотъемлемой частью своего общества. Такими же людьми, просто наделёнными особыми способностями. В конце концов, кто-то умеет петь, кто-то танцует лучше других. Кто-то наделён магией…
Но оказалось, что с точки зрения самих магов разница огромна и невосполнима. И магия стала восприниматься с опаской, особенно в контексте таких ярких и демонстративных иллюстраций, как я.
Я вздохнула и принялась за работу. Было бы совершенно нелишним защитить руку с помощью толстой перчатки, но уж чего нет, так нет. И, конечно, с одной рукой, к тому же обзаведшейся свежей царапиной после недавнего яростного всплеска, поднимать и переносить куски и осколки было трудно. Привыкну я когда-нибудь к этому или всегда буду ощущать царапающую незавершенность собственного тела?
Вероятно, когда-то в лаборатории была довольно уютная обстановка. Полки и шкафы из темного, словно задымленного матового стекла, деревянные столы, обитое темным бархатом кресло, тканный ковер на полу, возможно, какие-то картины на стенах. Почти любовно обставленное уютное гнёздышко. Лаборатория… это слово чем-то отзывалось внутри. Какой смысл был в порче мебели? Разве что… здесь могли что-то искать. И, надо полагать, нашли, потому что спрятать что бы то ни было в таком крошеве было бы попросту невозможно.
Листы и бумаги действительно обнаружились — смятые и разорванные. Я складывала их в две стопки — относительно целые куски и совсем маленькие обрывки. Некоторые из них когда-то намокли, а потом пошли волнами, другие были покрыты темными пятнами, похожими на расплавившийся и застывший воск. Надо полагать, много лет назад в лаборатории хранились какие-то магические вещества, которые при разгроме попали на бумаги. Как неосмотрительно.
Помимо бумаг я отдельно собирала все целое: небольшие деревянные кубики, на удивление целые перья для письма, а еще небольшие металлические ёмкости, пустые, но, очевидно, так же предназначенные для хранения жидкостей или порошков, необходимых магу для его экспериментов… в памяти сами собой всплывали слова «колба», «реторта», «воронка», «тигель» и «ступка». Неожиданно меня передернуло от внезапного отвращения. Никто не гарантировал, что прадед господина Кристема — вроде бы брата полубезумной блондинки, владелицы мохнатого зверинца, — не практиковал приращение живым существам лишних органов ради научного интереса. И что молодой хозяин не продолжит его работу.
Стопка рваных листов и обрывков росла. Беглый взгляд показал, что записи делались на разных языках, большинство из которых были мне незнакомы, а тот, что знаком, не дал возможности прочитать что-либо интересное. Формулы. Цифры. Какие-то несвязные предложения, которые я наудачу попыталась свести в единый текст, но потерпела неудачу.
Впрочем, это не мое дело и не моя задача. Моя задача — выполнять работу, какой бы абсурдной она не казалась.
