Подлунная Роза - Алёна Дмитриевна Реброва

Я вошла в комнату, прикрыв за собой дверь.

– Я опасаюсь за него, – сказал Томас. – Обычно восстановление идет скорее.

Я перевела взгляд с неподвижного тела колдуна на Томаса. Он сидел, сгорбившись, не сводя глаз с Эдвина. Принц действительно был в отчаянии.

– Можно ли что-нибудь сделать для него? – тихо спросила я.

– Не уверен, – Томас пожал плечами. – Однако я часто видел, как он собирал папоротники в лесу перед тем, как решиться на что-то грандиозное. Возможно, в башне есть снадобье или хотя бы рецепт, который ускорит восстановление.

– Ты хочешь отправиться туда? – догадалась я.

Томас кивнул.

– Я не хотел бы отправлять туда стражу: незачем кому-то знать о его убежище, – произнес он, а потом, проведя в сомнениях пару секунд, продолжил: – Я понимаю, что сейчас ты нужна во дворце, но я не могу оставить Эдвина одного. Постережешь его, пока я буду в пути? Пока что люди чествуют его, но не все рады присутствию колдуна в замке. В таком состоянии он здесь не в безопасности.

После всего, что Томас для меня сделал, – после того, что его брат сделал для меня и всего королевства, – я не могла отказать в такой простой просьбе.

– Конечно, – я кивнула, улыбнувшись. – Не торопись, отдохни, прежде чем отправляться. Я попрошу дядю заменить меня, если я понадоблюсь. Он все поймет.

– Спасибо, Одри, – Томас облегченно улыбнулся. Его рука потянулась было к моему плечу, но он вовремя остановился и сжал пальцы в кулак. – Я постараюсь вернуться как можно скорее.

Принц ушел, а я заняла кресло, еще хранившее его тепло. Закрыв глаза, я позволила себе представить, будто нахожусь в его объятьях… и сама не заметила, как уснула.

Когда я очнулась, солнце уже садилось. К собственному удивлению я поняла, что отлично выспалась, более того, впервые с начала осады по-настоящему проголодалась.

Взгляд сам собой скользнул к колдуну на постели. Тот лежал неподвижно, но его черные глаза были открыты и смотрели прямо на меня. Он был словно злобная ворона в клетке.

– Ты очнулся, – произнесла я. От того, что осталась с колдуном один на один, мне стало жутко, но показывать ему этого я не собиралась. – Ты голоден?

– Разумеется! Я ведь не могу есть сам, – проворчал он, должно быть, пытаясь пошевелиться. Тело под одеялом оставалось неподвижным. – Разве что моя невеста покормит меня с ложки. Сколько можно было спать? Между прочим, это из-за тебя я в таком состоянии…

Что ж, Эдвин не был желанным гостем, но и я, и все королевство чувствовали себя обязанными ему. Я обещала Томасу, что присмотрю за ним, и собиралась сдержать свое слово, даже если придется ухаживать за колдуном, как за ребенком.

Я выглянула в коридор и окликнула проходящего мимо слугу. Он пообещал принести нам двоим ужин и скрылся в коридоре.

– Томас отправился в твою башню – он хочет найти то, что облегчит твое состояние, – рассказала я, осторожно подкладывая под голову Эдвина еще подушки. Его волосы, свалявшиеся от пыли и пепла, оставляли следы на белой ткани, а на одеяле я заметила пятна крови. – Ты ранен?

– Разумеется! Ты что, не видела, чем я там занимался? Это тебе не в окно смотреть. Может быть, я даже умираю, только не чувствую этого… – Он поморщился, изображая невыносимые муки, а я только покачала головой, едва сдержав улыбку. Лекари сказали, у этого страдальца всего пара царапин.

Слуга принес поднос с несколькими большими блюдами, графин воды и бутылку вина. Устроившись на кровати, я принялась кормить колдуна, стараясь подносить ложку часто, чтобы он не успевал заговорить и прокомментировать происходящее.

Он съел совсем немного, я видела, как сильно его выматывает даже такое простое действие. С трудом проглотив последний кусок, Эдвин закрыл глаза и уснул.

Томас вернулся под утро и принес с собой целый мешок различных заготовок и пару книг, которые посчитал полезными. У него едва хватило сил поблагодарить меня за то, что я приглядела за братом. Поняв, как он устал, я покинула их комнату, давая Томасу возможность уснуть.

* * *

Я вернулась к своим обязанностям, дни потекли один за другим, и со временем жизнь во дворце вернулась в прежнее русло. Однако кое-что все-таки изменилось.

Я больше не была маленькой принцессой, на меня легла ответственность наследницы. Пока что это касалось лишь дел замка, остальным занимались дядя и министры, но постепенно меня вводили в курс государственных дел.

Отцу становилось лучше, он приходил в себя и по несколько часов в день бодрствовал, так что я, наконец, смогла поговорить с ним. Я рассказала ему о произошедшем, стараясь смягчить все, что было возможно, однако отец все равно сильно встревожился.

– Что ж, королевство в безопасности, – проговорил он. – Но как же ты, Одри? Колдун все еще в замке?

– Он сейчас слабее котенка, – успокоила его я. – Пока что все хорошо.

Мои слова были правдой: Эдвин шел на поправку очень медленно и почти не вставал с постели, проводя большую часть времени во сне, вызванном снадобьями Томаса. Поначалу принц сильно беспокоился за брата, но со временем мне, да и ему стало понятно, что Эдвин не так болен, как пытается показать нам.

Колдун впитывал свалившееся на него внимание, как иссохшая почва воду, и стоило оставить его, как он начинал злиться и раздражаться. Это было невыносимо… Однако, кажется, я никогда так не смеялась, как в то время, когда наблюдала за перепалками братьев в их комнате.

– Томас, сколько раз тебе говорить, я терпеть не могу курицу! Что ты мне принес?!

– Не слишком ли ты привередлив для человека, полжизни проведшего на воде и хлебе? Уж в своей хижине ты не телятиной питался!

– Скажи спасибо, что не олениной!

– Да ты не смог бы поймать ни одного оленя, от тебя шума столько, что даже твоя хваленая магия тебе не помогла бы!..

– Ну да, ну да, меня ведь не натаскивали с детства, как породистую борзую…

– Ага, значит, признаешь, что как охотнику тебе медяк цена?

– Раз ты у нас в этом деле смыслишь, иди поймай мне кролика!

– Нет уж, ешь, что дают, и быстрее, я не могу сидеть с тобой вечность! Нам с Одри еще нужно успеть на собрание по поводу завоза зерна.

– Лучше устройте собрание по поводу снабжения королевской кухни, это совсем никуда не годится!

Эдвин и Томас могли язвить целую вечность, оба при этом совершенно преображались. Томас становился живее, в