Отбор пяти колец - Северина Мар
Ворочаясь на жестком, набитом соломой тюфяке, служившем ей постелью, Агата думала о том, что может ей стоит все бросить и повернуть вспять? Как бы ей сейчас хотелось, чтобы все было как прежде.
Она горестно вздыхала, понимая, что, как прежде уже не будет.
Раз уж мачеха что-то задумала, то ее ничто уже не остановит. Может быть, если бы отец оставался в поместье, то Агата смогла бы его убедить противостоять баронессе и не выдавать ее за генерала Аркатау, но конечно же он тем же утром уехал. Он никогда не отменял свои поездки и всегда выполнял взятые на себя обязательства. По другому он никогда бы не стал одним из самых преуспевающих заводчиков и купцов в западных княжествах.
Пока его не будет, мачеха все сделает так, как хочет. Она сговорит Агату за генерала, и когда отец вернется из поездки, та будет уже давно замужем и возможно на сносях. Агата поморщилась при одной только мысли о том, что ей пришлось бы делить ложе с генералом. Он и как человек то ей не нравился, не то, что как мужчина.
Устав ворочаться, она поднялась с постели и налила в чашку воды из кувшина. Попив, принялась рыться в мешке. Достав из него свою самую любимую и искусно сделанную куклу дракона-императора, она поднесла ее к слабому свету, просачивавшемуся сквозь прорези в резьбе ставней. Она с любовью рассматривала, казавшиеся такими родными черты, словно они были знакомы всю жизнь и росли вместе. В каком-то смысле так оно и было.
Сколько Агата себя помнила, ее путь всегда сопровождался изображением дракона-императора. В южных княжествах, по которым они с отцом путешествовали до того, как осесть в предместьях Арлеи, статуям предпочитали фрески и мозаичные картины.
Лик дракона-императора был буквально везде. Андроник Великий следил за своими подданными со стен домов, и с плит городских площадей. Взгляд его зеленых глаз неизменно следовал за Агатой, где бы она ни была.
Он был с ней в самые тяжелые времена. Когда было трудно так, что болело сердце, и казалось, что она не справится и не вынесет всего.
Мысль о драконе-императоре согревала ее, когда заболела, а затем и умерла, воспитавшая ее старая няня, когда на отца напали и ранили разбойники, когда его скинул со своей спины самец фернали, которого он пытался объездить и он почти два дня не приходил в себя и не вставал с постели, когда их стадо подхватило степную лихорадку, и птицы падали на землю, неспособные больше встать на лапы, когда саму Агату укусила кобра, которую она не смогла укротить своим голосом, и целую ночь она металась в лихорадке, думая что доживает свои последние часы, когда отец женился на мачехе, когда та наказывала ее и ругала, а Вероника смеялась над ней и не хотела дружить.
Агата не знала, как бы она пережила все это, если бы не пылавшая в ее сердце любовь и преданность дракону-императору. Он был светом, который согревал ее и указывал ей путь.
Теперь любовью к нему полнилось ее тело, все равно, что кровью. Любовь струилась по ее жилам, была ее воздухом, пищей и водой.
Каждую ночь, засыпая, Агата думала об Андронике Великом, а просыпаясь вспоминала о нем же.
Только за одно то, чтобы увидеть его, она отдала бы все на свете, а раз уж ей посчастливилось родиться в том поколении из которого дракон-император возжелал избрать себе невесту, то она не могла, не имела права, не рискнуть всем и не искусить судьбу. Пусть ее надежда на то, чтобы стать императрицей и были ничтожно малы, она должна была сделать все, чтобы попасть в число его невест и чтобы он выбрал именно ее.
Агата вернулась в кровать, положив куклу дракона-императора возле себя, головой на подушку. Засыпая, она глядела на его прекрасное фарфоровое лицо и стеклянные зеленые глаза.
Глава 5. Лавка и порт
Агата вывела Фифи из птичника, и проверив, что наклювник и шторки держатся крепко, села ферхом.
По широкой улице медленно двигались повозки, кареты и такие же, как и Агата всадники, то и дело создавая заторы на перекрестках. Запряженные фернали, возмущенно клокотали, а двое самцов едва не подрались между собой.
До улицы, на которую ей указал хозяин постоялого двора, Агата добралась когда солнце стояло уже высоко. У нее оставалось всего пара монет, и надо было раздобыть еще.
На узкой, но шумной и многолюдной улице, рядами тянулись лавки старьевщиков и ростовщиков.
Агате пришлось спешиться и оставить Фифи возле общей ферновязи, где уже были привязаны две скромные серые самочки, которые тревожно заклокотали, когда к ним присоединилась более крупная и яркая соплеменница.
— Веди себя хорошо, я скоро вернусь, — заверила Агата прежде чем отойти, бережно прижимая к боку мешок, который она взяла с собой.
Прогулявшись по улице и осмотревшись, она выбрала самую респектабельную на вид лавку на витрине которой были красиво разложены серебряные ложки, шкатулки, ручные зеркала и гребни.
Когда она вошла внутрь, над ее головой задорно зазвенел колокольчик.
— Чем могу служить, госпожа? — поинтересовался стоящий за прилавком господин средних лет, с острой как коготь фернали, короткой бородкой.
— Я хотела бы кое-что у вас заложить, — ответила Агата. — Уверена, вас это заинтересует.
Она достала из мешка бережно замотанных в ткань кукол.
Их было три, и каждая была настоящим произведением кукольного искусства. Отец выписывал их из столицы в подарок Агате, а мачеха каждый раз ворчала, что вместо того, чтобы тратить монеты на ерунду он мог бы купить ей колье, или заказать целый новый гардероб Веронике, которая росла быстрее, чем розы у них в саду.
Отлитые из фарфора личики были самой тонкой работы, локоны изготовлены из настоящих человеческих волос, руки и ноги сгибались на шарнирах, а наряды в точности повторяли настоящие одеяния дракона-императора.
Владелец ломбарда изучал их с равнодушным и немного презрительным лицом. Взял по очереди каждую куклу в руки, заглянул в стеклянные глаза, погладил по волосам, а с одной из них зачем-то стянул штанишки.
Агата нетерпеливо ждала, переминаясь с ноги на ногу.
— Три серебряных за каждую, — сказал он, наконец.
— Простите, я кажется вас не расслышала, — Агата нервно сглотнула.
Она не знала сколько эти куклы стоили, но была уверена, что гораздо больше.
— Три
