Давайте разведемся, Ваша Светлость! - Марина Орлова
Уверена, рыцарь хотел спросить что-то еще, но сдержался, а я облегченно вздохнула, так как не знала, как смогла бы объяснить, что от подобных знаний зависит мое будущее.
– Пожалуйста, подождите в карете. Снаружи может быть небезопасно. Я сам оповещу хозяина ателье о вашем приезде. Негоже вам ждать на улице, вас может шокировать увиденное на улицах.
– Не стоит переживаний, – невесело улыбнулась я. – На этой улице прошло мое детство, потому меня уже ничего не сможет удивить в данном месте, – призналась я, что удивило мужчину, но он вновь сдержался. Неужто не знал, что я – простолюдинка? А если знал, наверняка не предполагал, что мое происхождение настолько низкое. Впрочем, в свое время отец потратил много денег, чтобы скрыть этот темный и позорный эпизод его жизни, а я одним своим появлением в данном месте спустила все его усилия и затраты в отходник. Ему это наверняка не придется по душе. Есть повод гордиться. А когда данный факт дойдет до герцогства, все встанут на уши: Сиэль на меня точно больше даже не взглянет. А его мамашу схватит удар. Прямо, предвкушаю… – Я приехала навестить давнюю знакомую, не думаю, что она откажет мне в визите.
Рыцарь вышел первым, одним своим появлением вынудив зевак расступиться, угрожающе осмотрелся, а затем подал мне руку, помогая спуститься на пыльную давно не ремонтируемую брусчатку.
На лицо невольно закралась грустная, ностальгическая улыбка от подобного. Здесь ничего не меняется. Те же дыры на дорогах, те же грязные лужи, те же заплесневелые стены домов, покосившиеся крыши и аляпистые вывески, которые давно просят обновления. На их фоне сиротливо висящая небольшая медная табличка на краю дома со скромным названием «Ателье», смотрелась совершенно инородно.
Я даже помню то время, когда эта табличка вешалась. Это был первым и последним подарком от меня на первые сэкономленные мною деньги. В тот день я намеревалась навсегда покинуть свой дом и эту улочку, на которой, несмотря на бедность и невзгоды, прошли мои самые счастливые дни детства, которое закончилось слишком рано.
И сейчас мне было очень совестно, что за эти пятнадцать лет я так и не набралась смелости посетить данное место хотя бы раз.
Несмотря на заявленное ранее, внутренне я очень переживала и волновалась, потому не сильно удивлюсь, если меня не захотят видеть в этом доме, который был ко мне когда-то очень добр.
На глаза вновь навернулись слезы, которые я быстро сморгнула, мысленно призывая себя к спокойствию, на деле же содрогаясь всем телом и набираясь большого мужества, чтобы открыть пошарпанную дверь с помутневшим от времени окошком. К чести рыцаря, который видел все это, но не двигался, сэр Гаспар позволил мне эту минуту слабости и не вмешивался, молча охраняя мою спину.
Глубоко вдохнув слегка затхлый воздух, характерный для низин и окраин города, я затаила дыхание. А затем толкнула дверь, услышав звон неизменного колокольчика, и вошла в тесное, плохо освещенное помещение со выцветшей стойкой и старыми манекенами, на которых висела простая и практичная одежда из плотной, добротной ткани. Именно такие вещи и были входу в этом месте. Лишь они помогали выживать владельцу скромного семейного ателье. Многие бы сказали про него – «посредственность», но я, как никто другой, знала, насколько велико это заблуждение и какие чудеса могли твориться в мастерской, скрытой старой ширмой под звук работающей швейной машинки.
– Добро пожаловать! Вы пришли сделать заказ?.. – на звук колокольчика вышла нас поприветствовать хозяйка ателье, но, заметив меня, запнулась на полуслове. Вежливая дежурная улыбка спала с добродушного лица за секунду, а карие глаза наполнились удивлением.
Я замерла, боясь даже вздохнуть из-за опаски, что меня сейчас же погонят восвояси, несмотря на то, как мучительно сладко оказалось увидеть родные и любимые черты на худощавом лице женщины.
– Ари… – выдохнула Сабина, прижав руки к груди, и ее глаза наполнились слезами, когда она сделала шаг навстречу, раскрыв для меня объятья, в которые я с благодарностью упала. Облегчение, что обрушилось на меня, пролилось тщательно сдерживаемыми ранее слезами. – Ари, милая Ария, это правда ты? Какая же ты красивая и взрослая выросла... – гладила она меня по лицу огрубевшими, мозолистыми руками с вечно израненными пальцами, которые в тот момент я была готова целовать в благоговении, ведь помнила, насколько ласковыми могли быть эти ладони. Никто и никогда не дарил мне столько ласки и нежности, как эти руки. – Девочка моя, почему же ты так плачешь? Молю, не плачь… – причитала она слезно, пока я прятала лицо на груди этой женщины, что удерживала меня за плечи и гладила по голове. – Дафни! Дафни, беги скорее сюда! К нам приехала наша Ари! – выкрикнула женщина в сторону мастерской.
– Сабина… как же я тосковала по тебе… Мне так тебя не хватало… – всхлипывала я, счастливо закрывая мокрые от слез глаза, зная, что в этих руках смогу найти долгожданное утешение. – Позволь мне еще чуть-чуть, еще немного побыть вот так… – крепче обняла я женщину, коря себя на чем свет стоит за собственную трусость, из-за которой не решалась навестить… или, хотя бы, написать Сабине даже после того, как вышла замуж, уйдя из-под надзора родителей. Отец не разрешал мне даже упоминать место, в котором я родилась и росла до тех пор, пока он не разбогател и не решил забыть свое бедное прошлое.
После замужества свекровь меня бы уничтожила, узнав, что я не только посещаю, но даже поддерживаю общение с простолюдинами низшего класса, боясь за репутацию рода.
Какой же дурой я была… Сабина, сможешь ли простить меня когда-нибудь, узнав правду?
***
– Я удивлена, что ты так быстро узнала меня. Пятнадцать лет прошло с момента, как мы виделись в последний раз, – смотрела я за суетившейся хозяйкой, которая проводила меня в маленькую, скромную, но чистую и опрятную кухню, чтобы угостить чаем, как это было в детстве. С тех пор я не пробовала чая вкуснее, чем делала эта женщина из дешевых и горьких чайных листьев.
Ее дочь – Дафни, которая была младше меня на три года, сейчас сидела рядом и смотрела в нерешительности, словно не могла поверить, что это действительно я. Оно и понятно, учитывая, что когда мне пришлось их покинуть, ей было всего четыре года. В детстве, даже несмотря на разницу в возрасте, мы с Дафни были очень дружны, и я присматривала
