Океан для троих (СИ) - Реджи Минт
Сквозь зеленую толщу соленой воды Дороти увидела, как яростно кричит мертвенно-светящийся буревестник, запрокидывая голову.
На поросших ракушками мачтах наполнились грозовым ветром рваные паруса.
Над головой скользнуло тенью днище с пробоиной такой величины, что нормальное судно давно бы с такой затонуло.
А потом стало четко видно, как, свесившись с борта, кого-то высматривает та самая дебелая рыжая охранница, только глаза у нее теперь не глаза, а белые покойницкие бельма. А рядом с ней недобро кривится тот самый чернокожий — словно Дороти и не ломала ему шеи, и не сдергивала с него ожерелья из моряцких серег.
Снизу кольнуло холодом сильнее, и Дороти поняла — они опустились слишком глубоко. Хотя какое глубоко может быть тут, у Йотингтонских пирсов? Еще неделю назад кто-то из торговцев сел брюхом, еле стащили.
Опять чертовщина! Дороти рванулась на поверхность, крепко держа так и не очнувшегося Черного Пса за плечо и пояс.
Стоило только вынырнуть и проморгаться от попавшей в глаза соли, как стало ясно — все закончилось. На поверхности по-прежнему лил сильный дождь, по небу неслись лохматые, почти невидимые облака. Позади еле угадывался причал — и то скорее по тому, что мелькали огни факелов. Спереди бушевал океан.
И ни следа от призрачной бригантины. Ни щепки. Ни обрывка каната.
Вильямс выдохнула сквозь зубы такие слова, которые обычно приличные девушки не говорят, и, перехватив все еще не пришедшего в себя Морено за ворот, поплыла к берегу.
А то глупо: спастись из такой передряги и угодить на ужин к прибрежным акулам.
Глава 6. Клятва
Когда команда “Каракатицы” вытащила их на пирс, над океаном уже появилась светло-серая полоска.
Открытая вода была пуста до самого горизонта. Призрачная бригантина растаяла, точно и не было — ни ее, ни жуткой команды, ни странного плена.
Дороти откашливалась и терла покрасневшие от соли глаза. Черный Пес, сгорбившись, сидел рядом и походил на мокрую ворону, да и мрачен был сверх всякой меры.
— Надо уходить в джунгли, в самую глубину. Оттуда прямиком в бухту Чагос. Там найдем лодки — контрабанда нужна всем. Через четверть склянки в форте смена караула. Еще чудо, что ваше исчезновение пока не заметили, — Саммерс успел где-то раздобыть бутылку теплого бренди и теперь пытался ее всучить своему капитану. — Уходить надо.
— Завел шарманку — “уходить”… Мы-то уйдем, за наши облезлые шкуры в ратуше уже получили проклятое золото с корабля-призрака. Да не одни уйдем, а с нашей воинственной мэм. А ее будут искать. Назначат награду за голову — в тыщу дукатов. Кто устоит? Евонная команда — не наша, продались крабы гнилые — никто мстить за свою капитаншу не станет и болтуну язык не отрежет, — буркнули сзади.
— Слухи как черная оспа. Приходят с ветром. Скажем, что мы теперь за блондинистую капитаншу в ответе, и все наберут в рты океан, — отмахнулся боцман и встревоженно посмотрел на своего капитана.
Тот сидел молча, и только дергающаяся щека выдавала крайнюю степень ярости, в которой он пребывал. Дороти причины злости были понятны, но не ясна ее степень. Да, они столкнулись с чем-то, что человеческий разум постичь не в силах. Но во-первых, выбрались живыми и вывели команду, во-вторых, немало насолили призракам. С чего так беситься, точно они не с проклятого борта сбежали, а их из губернаторской гостиной выгнали?
Но тут перед глазами Дороти мелькнула колода, которую держали морщинистые, изъеденные солью пальцы, и кровь сразу бросилась к щекам. Приходилось признать — призраки тоже немало знали о командоре Вильямс. И лучше бы им это знание забрать с собой в пучину.
А сейчас, сейчас было нужно иное.
— Нам нужна “Свобода”, — неожиданно для себя сказала Дороти. — Мы можем ее взять сегодня.
— Ты о чем, мэм? — Черный Пес словно очнулся от своего сумрачного состояния и посмотрел устало. Ночь ему далась нелегко — под глазами залегли тени, на разбитой губе запеклась корка крови, а в разрезе рубахи пряталась тонкая красная линия — след от удара ножа. — Какая свобода?
— Моя. И я знаю, как ее взять. Только вот беда — на ней не хватает одной существенной детали.
— Какой? — Морено, кажется, начал понимать, о чем идет речь, и подобрался, как ягуар перед прыжком.
— Команды. Потому что капитан у “Свободы” уже есть. И он не сменится.
— Те хлыщи из ратуши думают по-другому. Но я понял твою мысль, мэм. Не могу понять другого. С чего ты взяла, что мы — пена морей, дно дна — не нарушим слова и не протянем тебя под килем, как только окажемся в пяти милях от берега? Или не развлечемся как десяток мужиков с одной прекрасной мэм — каждый по очереди. А дальше уже с чистой совестью догоним “Каракатицу”, и станет у Черного Пса Морено два корабля вместо одного, а прекрасная мэм будет или кормить рыб, или обслуживать матросню в борделе.
— А вот это уже твоя задача — сделать так, чтобы я тебе поверила до такой степени, что помогла угнать корабль флота Его Величества и позволила на нем служить.
— Мы никому не служим. Кроме своего кармана, — отрезал Морено.
— Джунгли начинаются там, — гостеприимно указала Вильямс. — Насчет меня не волнуйтесь, свобода удивительно многогранна.
Она блефовала. Отчаянно. На грани. Потому что, признаться, вариантов у нее было с мышиный хвост. Либо джунгли, в которых она проживет до следующей ночи, если повезет, либо квартира кого-то из горожан, которые спрячут ее ровно до того момента, когда поймут, что денег у нее нет, а телом за постой она платить не станет. Но и идти на собственный корабль поварихой или шлюхой она не собиралась, а именно такой расклад светил, если не принять меры.
Даже если Морено наскребет на дне своей черной души немного благородства и не сразу пустит Дороти по кругу, то командовать все рано не даст, а еще скорее — обменяет на материке у туземцев на золото. Они дорого дают за алантийских женщин.
— Мы можем подписать бумагу, контракт о том, что леди Дороти Вильямс — наш капитан ровно до момента, как мы вернем себе корабль.
— Пиратские бумаги ценятся тут примерно как пиратские обещания. Я хочу гарантий.
— При твоей запредельной силище ты за пять минут передушишь нас как курей, а потом сядешь пить кофе. Какие гарантии еще тебе нужны?
— Не передушу, если ночью накинуть мне на шею удавку. Я человек. И нуждаюсь в отдыхе,
