Стэйси Кейд - "Правила"
Хочу сказать, что мои взгляды о "настоящем" мире были немного путанными. Я могла найти Землю в Солнечной системе, могла идентифицировать различные страны на планете, а также определить наше местоположение в Уингейте. Я могла бы даже рассказать вам обо всех этих вещах, на любом из пяти языков по выбору: английский, китайский, немецкий, испанский или арабский.
Но по сути все это было ничем. Я жила в четырех стенах. Мир Красной Шапочки, описанной в книге, был для меня таким же реальным, как и любой участок на карте Земли. Знания без контекста — вот моя проблема.
Именно это привело к одержимости свободой. Она была таинственной, интересной, страшной, намного больше, чем я могла себе представить. Логическая часть моего мозга знала, что это были штаты и города, и страны, и океаны. Но другая часть меня была очарована и испуганна. Когда волк съел бабушку, а она выжила, это привело к мысли, что мир — дикое и неконтролируемое место, где возможно все. И я захотела испытать его. Я захотела почувствовать траву под ногами, захотела убедиться, что она способна вырасти выше человеческого роста, (мне довелось увидеть лишь часть сериала «Дорогая, я уменьшил детей», поэтому я не до конца поняла всю историю).
Я хотела посмотреть, куда доктор Джейкобс и все остальные санитары лаборатории (за исключением одного или двух из ночной смены) уходят, пока я сплю. Все чаще меня посещала
мысль, что все эти люди участвуют в чем-то интересном, быть может забавным, но самое главное, без меня. Это было обидно.
Я хотела увидеть солнце, почувствовать тепло его лучей на своей коже, (вы не представляете, насколько часто люди думают и говорят о погоде: какой она будет завтра, какая она сейчас).
Доктор Джейкобс, которого я считала на тот момент своим союзником, своим другом, (он был не из тех, кто колол меня иглами или забирал десерт, когда я кусала кого-то) продолжал обещать мне, что в один прекрасный день я выйду на свободу. Он часто говорил, что я особенная, и только у них мне будет безопасно. Ребенок, совсем не знающий жизни, не вкусивший лжи и обмана не мог во все это не верить.
Глупо, знаю. Но тогда я считала, что и он верит в мою свободу. По крайней мере, я никогда не видела в его мыслях и намека на злой умысел.
В отличие от сознания Лео.
Как правило, санитары лаборатории не носили бейджиков или вышитые имена на белых халатах, в отличие от доктора Джейкобса. Но когда вы можете время от времени слышать чужие мысли, как я, то для вас не составит большего труда подобрать имена и установить с ними связь.
Лео был спокойным и молчаливым. Парень специализировался на изучение костного мозга. Захват образцов вашего костного вещества чрезвычайно болезненная процедура поэтому, каждый раз при виде Лео, я знала точно, что меня ожидает. Все мои попытки остановить этого человека оборачивались ничем. И действительно, что мог сделать среднестатистический, в физическом плане, человеческий ребенок трех-четырех лет против взрослого мужчины?
Одно из самых ярких воспоминаний, один из трех моментов, которые разделили мое существование на «до» и «после». Я до сих пор помню, как Лео склоняется надо мной. Из его рта капает кровь, кажется, губу я ему разбила острым краем книги. «Алиса в Зазеркалье», злая ирония, не находите? Вот только мое зазеркалье в то время было далеко от Страны Чудес, как, впрочем, и от реального мира.
Тогда Лео поймал меня за запястья своим толстыми сильными пальцами и держал так, пока я не закричала.
— Они никогда не позволят тебе уйти, — прошептал он сквозь окрашенные кровью зубы. — Они собираются держать тебя здесь, как и всех остальных уродцев.
Я чувствовала правду в его словах вместе с ненавистью и страхом бурлящими во враждебном сознании. Чужая. Уродка. Гребанная марсианка.
Я понимала значение всех этих слов. Большой Газу из Флинстоун был чужим, но я никогда не слышала, чтобы он имел какое-то отношение ко мне.
Все это не имело смысла. Одно было кристально ясно, я не такая как все. Об этом говорил и санитар, и доктор Джейкобс, разными словами, с разным внутренним чувством и даже мимикой. Сейчас, будучи защищенной, я была способна более отчетливо осознавать различия между этими двумя людьми: один был хорош и почитаем, у другого все это отсутствовало.
Если Лео хотел шокировать меня, то у него это получилось. Я замерла, его слова крутились в моей голове, как шум, который я не могла отключить. Меня оглушило, словно выброшенную на берег рыбу.
Это был последний раз, когда я видела Лео. Техники не должны были взаимодействовать со мной, кроме тех случаев, когда у них не было команд («Встань», «Сядь», «Это больно?»). Я слышала, как доктор Джейкобс предупреждал их о «ненужных разговорах». Оглядываясь на это теперь, я подозреваю, что он пытался, скорее всего, ограничить любое внешнее воздействие.
Но избавляться от Лео было уже поздно. Ущерб был нанесен. После этого инцидента мое осознание собственной сущности претерпело заметные изменения. Я четко знала, что не такая как все, и дело было не в отличительных мелочах, которые делают каждого ребенка уникальным. Нет, я была ДРУГОЙ.
Прочувствовав все это на подсознательном и сознательном уровнях, я в первый раз ощутила себя пойманной в ловушку. Не только в физическом плане из-за вечно ограниченного пространства вокруг. Я ощутила собственное бессилие. С этого чувства начались перемены во мне. Мой разум словно приоткрыл темный полог, позволяя одним глазком на долю секунды заглянуть за него. Не более, но и этого тогда стало достаточно.
Тот инцидент произошел за годы до того, как у меня появился шанс получить свободу. Но семя сомнений было посажено, и с каждым днем оно продолжало расти внутри меня, тянулось к солнцу, которое я и не надеялась увидеть.
Мое мировоззрение кардинально поменялось и запри меня в четырех стенах сейчас, я бы просто не выжила, сошла с ума. Одна мысль об этом заставляла мое дыхание нервно участиться.
— Мы должны уйти, просто уйти. Прямо сейчас, — неожиданно для самой себя дала я волю эмоциям, резко поднимаясь со стула.
От своих источников «GTX» отец не раз слышал, что семьи, уезжающие из Уингейта, подвергаются пристальному вниманию. Особенно, если имеются дети соответствующего возраста.
Мы никогда не хотели идти на такой риск. Скрываться на самом видном месте, вблизи лаборатории, было хорошим, нет, лучшим вариантом. Но теперь, когда опасность подкралась настолько близко, какое это имеет значение?
— Слишком поздно, — отец открыл глаза и печально мне улыбнулся. — Если сейчас за нами уже кто-то следит, они будут выжидать подходящего момента. Не будем подтверждать их подозрения, и давать им дополнительные возможности.
