Пепельная маска мести (СИ) - Лена Тулинова
– Что за шум?
– Не знаю. Мне сказали идти мимо – я пошёл. Только что вот ушёл – не люблю женских истерик.
Могло показаться, что Боб невесело усмехнулся.
Тут чей-то мобиль с ревом и гулом промчался по улице – правыми колёсами по пешеходной части, громыхая и отчаянно сигнализируя прохожим – и автоматон сказал:
– Пора!
После чего запыхтел, присел и выпустил из ног два колеса. На которых и выдвинулся в погоню за нарушителем – только его и видели!
Эдвин улыбнулся ему вслед. Да, с таким поведением Боб Магот и правда мог показаться кому-то почти очеловеченным! Надо будет ему напомнить, чтобы с посторонними вёл себя более по-автоматонски. Хоть это и не так-то просто, особенно если учесть, что меньше года назад его душа вольготно обитала в самом обычном человеческом теле.
Улыбка быстро покинула лицо молодого дьера. Он вспомнил, что у него важное задание и что ему сейчас дали замечательную наводку. Надо было проверить, что там за шум в храме!
***
Бохравия – страна бога, которой нет нигде на Планете. В Бохравию можно лишь верить. И попадут в неё лишь самые неистово верующие, вот почему таких фанатиков, как приверженцы бохравийской веры, ещё поискать. Пуще всех других частей тела они моют лицо и руки, яростнее всего защищают не семьи, а свои храмы и безликих божков, сидящих на венчиках вырезанных из камня или дерева цветов. Бохравийцы-мужчины не прячут лиц, их глаза не любят смотреть вниз, потому что там грязно, и часто устремлены в чистую высь неба. Женщинам же, напротив, смотреть в небеса не позволено, поэтому они носят на голове широкие темные покрывала. В религии Абавии и других юго-восточных стран женщинам отводится не самое завидное место: у ног владык. Даже после смерти они будут лишь ступеньками, по которым праведники поднимутся к вратам Бохравии.
Зная эти тонкости, сложно было представить, как может женщина-абавийка, скинув на землю покрывало, топтать его ногами и ругать на чём свет стоит какого-то темнокожего мужчину с крашеной в рыжий цвет бородой. Да ещё прямо возле храма!
Эдвин, житель Льюдейла, встречал абавийцев нечасто. Всё-таки Льюдейл далеко от моря и тёплых стран! Но он читал, а ещё, конечно, слышал разные рассказы об этих горячих, как раскалённый песок, людях.
На этой, без покрывала, точно можно было коматчу варить – мигом бы вскипела, залила бы мостовую зеленоватой ароматной пеной. Жаль – непонятно, о чём она так бурно говорит! Женщина была красивая, смуглая, темноволосая, немного полная. На вид ей можно было дать лет тридцать пять или сорок.
– Ай, ай, – вскричал рыжебородый, взмахивая руками – на тыльных сторонах кистей блеснули нанесённые кисточкой белые и рыжеватые молитвенные знаки: они означали, что мужчина только что молился. – Отойди от меня, Рава, отойди, бесноватая!
Говорил он хоть и с акцентом, но на чистейшем эвройском. Эдвин щёлкнул браслетом, приготовившись в случае чего выхватить бом-бао, и подошёл ближе.
– Полиция, – суховато сказал он.
– Ай, – отмахнулся от него рыжебородый. – Ты не патрульный, да?
– Магический уголовный розыск, дьер Эдвертон.
Женщина, услышав про розыск, упала перед Эдвином на колени.
– Айсир, – вскричала она, неизвестно для чего титулуя простого мага-служивого, ибо так обращались разве что к представителям аристократии или, на худой конец, к высшим офицерским чинам. – Айсир, эти люди – махмары Пашик, Динбохр и другие – они храм осквернили и мою воспитанницу убили!
– Откуда тебе знать? Ты тело видела? Ты в храм подглядывала, да? – возмутился рыжебородый неприятно высоким и словно каким-то маслянистым голосом. – Твоя воспитанница распутная девка, и ты распутная женщина, тебе ли о храме волноваться?
– Вы – махмар Пашик? – уточнил Эдвин, не запомнивший остальные имена (или то были фамилии?)
Про махмаров он слышал – это низший сан в бохравийском храме, на шажочек ближе к волшебной стране.
– Пашик, Пашик, – сладко запел рыжебородый и вдруг каким-то липким, неприятным жестом взял Эдвина под локоть. – Не надо полиции, это дело наше, абавийское, можно сказать – семейное! Все бохрейцы семья, ай, а ты чужой по вере, лишний в этой беседе, но я понимаю: служба, работа, деньги платят, да? Вот возьми и иди с миром.
И что-то тяжёлое опустилось в карман форменной куртки молодого дьера. Женщина в отчаянии схватила покрывало и принялась вытряхивать из неё пыль – такими резкими и порывистыми движениями, словно хотела, чтобы та пыль придушила Пашика.
– Вы свидетельница, мейстрес, – позвал Эдвин, называя женщину обычным для Эврои гражданским обращением, – что мне только что пытались дать взятку при исполнении обязанностей.
– Да, я всё видела, – неуверенно откликнулась женщина.
На её смуглом лице с подведёнными иссиня-чёрной краской бровями появилось недоверие. Неужели кто-то встал на её сторону? Неужели мужчина взял сторону женщины в споре?
– Воистину Эвроя – странное государство, – вырвалось у неё. – То нет закона, то есть закон!
– Сейчас точно есть, – заверил её Эдвин. – Мейстр Пашик, вы арестованы.
Он нарочно воззвал к рыжебородому с гражданским обращением «мейстр», чтобы тот осознал, наконец, где он находится. Пашик дёрнулся было в сторону, словно хотел убежать. Но тут расписанная красивыми яркими узорами дверь храма открылась и на пороге оказался священник в зелёном с золотом одеянии. Он посмотрел на рыжебородого Пашика, скользнул невидящим взглядом по женщине, которая как раз поспешно накидывала на голову пыльное покрывало, и сказал:
– Ты пойдёшь с полицейским, Пашик. Ты останешься, Рава.
– Она пойдёт со мной, – быстро заявил Эдвин. – А вы, мейстр, вашей чистой рукой проверьте, что лежит в моём кармане.
– Он это подсунул, – засуетился Пашик.
– Себе в карман? – усомнился Эдвин.
– Значит, оно там было!
Но священник уже проверил карман полицейского и извлёк оттуда темный мешочек, на котором отпечатался бело-рыжий узор с только что отмоленных рук махмара Пашика. Их нанесли в знак того, что руки его поистине чисты и их коснулась лишь священная глина из древнего святилища. В мешочке, однако, оказалось грязное содержимое: купюры, свёрнутые в тугой рулон, а также небольшой бумажный пакетик, перевязанный цветным шнурком крест-накрест.
– Всего лишь благовония, – залебезил Пашик.
– Ты пойдёшь и расскажешь всё, что надо, – с нажимом произнёс священник, – и примешь законное наказание, если надо.
– Но… Святейший! Это лишь эвройские законы, они
